Пастор Глюк поспешно осенил себя крестным знамением:
– Ты слишком строга к бедной девочке, Труди.
Его жена покачала головой, увенчанной белым накрахмаленным чепцом:
– Моя строгость – это единственное, что еще удерживает ее от окончательного падения. О, конечно-конечно, я понимаю, что мы дали слово ее умирающей матери и поклялись приглядеть за девочкой, но чем скорей мы выдадим ее замуж, тем будет лучше для нее. Или надо остричь ее наголо, чтобы избавить мужчин от непрестанного искушения.
Пастор Глюк поглядел на белый чепец жены и подумал, что, наверное, уже лет двадцать – то есть с тех пор, как они женаты, – он не видел Труди простоволосой (она и ночью спала в аккуратном чепчике, правда, не столь жестко накрахмаленном) и даже подзабыл, брюнетка она или блондинка, как Марта. Что касается э-э… задницы… он тоже не мог припомнить, была ли она у его жены. Наверное, была, на чем же иначе она сидела?! А впрочем, множество нижних накрахмаленных юбок с успехом заменяют оную часть тела. Вот глядя на Марту, сразу ясно, что юбки там совершенно ни при чем…
Пастор Глюк тяжело вздохнул и подумал, что жена, конечно, права. Надо поскорей сбыть Марту с рук, пока она не навлекла на дом пастора ужасного позора. С нее ведь станется привести любовника в свою спальню! Или вообще предаться греху на пороге кирхи!
Но за кого ее выдать? Надо хорошенько подумать, конечно…
Вдруг он увидел, что Марта забыла молитвенник на скамейке. Как же без него беседовать с Господом?
А может быть, она нарочно оставила молитвенник, а сама, не доходя до кирхи, улизнула на свидание с очередным драгуном?!
Или с двумя драгунами… Или даже с тремя!
Пастор подхватил святую книгу и зашагал к кирхе.
Дверь была приотворена. Ага, значит, Марта там. Зря он подумал о ней плохо…
Пастор чуть приотворил дверь.
Около святого престола девушки не было.
Пастор огляделся.
Кирха пуста? Куда же подевалась Марта?
Вдруг ему послышалась какая-то странная возня в темном углу. Шагнул туда – и на некоторое время застыл, не веря глазам своим, а потом закричал так громко, что еще неделю после этого у него саднило горло:
– Греховодники! Прекратите немедленно!
Ну это уж слишком… с него довольно… клятвы клятвами, но и его терпению есть предел!
Пастор Глюк зажмурился, чтобы не оскверниться зрелищем спущенных солдатских штанов и задранной женской юбки, и так, зажмурившись, произнес:
– Или ты сегодня же берешь Марту замуж, трубач Иоганн Крузе, или, клянусь именем отца нашего, Господа, я принародно уличу вас в вашем грехе и отлучу от церкви.
