— Видишь ли, — просто ответил он, — ты должна знать, что это вполне естественно: я ведь твой отец.
— Что? — воскликнула Жанна, вытаращив глаза, словно видя его впервые в жизни.
— Видит Бог, ты точно как твоя мать, — произнес он со своим невеселым смехом. — Но ведь это я заделал тебя твоей матушке! Даты все доказывают бесспорно.
— Но где и как это произошло? — спросила Жанна, от удивления и нетерпения всплеснув руками.
— Как — не мне тебе говорить, сама все знаешь. А случилось это в монастыре в Пикпусе, где я был монахом и где твоя мать довольно долго работала белошвейкой. Вот так-то! Потом нас жизнь развела в разные стороны, ну а позднее мы снова встретились, и я с тех пор остался гостем твоей матери — человеком, который дважды в неделю зван на ужин и который стал верным другом своих преемников — официального и неофициального. И все это, верь мне, по-честному.
— Папочка! — с прелестным удивлением воскликнула Жанна. — Я теперь буду говорить "папа" только вам, а не мсье Рансону и не мсье поставщику. Я так рада, что вы настоящий отец, я ведь никогда не любила тех двоих так, как вас!
Они помолчали, ласково глядя друг на друга.
— Монахи! — задумчиво протянула Жанна. — Что-то в моей жизни слишком много монахов!
— Забудь о том последнем, — сказал он, взяв дочь за руку, — забудь обо всем, что было. Жизнь твоя только начинается.
А потом добавил, ставя ударение на каждом слове:
— О твоей судьбе позабочусь я! И о его судьбе тоже! — он показал на колыбель.
— Бедняжка Франсуа, — вздохнула Жанна, — теперь он не получит татуировки!
И, поскольку отец уставился на неё с немым удивлением, стала объяснять:
— Всем детям, рожденным от него, герцог велел татуировать на стопе левой ноги масонский знак, чтоб те, кто им отмечен, уже не сомневались в своем происхождении. И, может быть…
— … Это должно было им служить вроде пароля?
— Вполне возможно.
— И этот знак вполне отчетлив и потом, когда стопа трется в обуви и кожа грубеет? — недоверчиво спросил брат Анже.
— В том-то и дело! Луи объяснил мне, что для татуировки он выбрал место, где нога не касается земли и кожа не грубеет.
— Значит, — менторским тоном протянул тот, — татуировку эту парень может носить с собой, носить тайну своего рождения, как солдат носит в ранце маршальский жезл.
В камине затрещало полено, стрельнув снопом искр.
— Ты помнишь, — спросил брат Анже, глаза которого вдруг сверкнули, как татуировка выглядела?
— Видела её столько раз, что могу нарисовать с закрытыми глазами! ответила Жанна.
