“Свиридов — один из наиболее выдающихся среди
забытых
композиторов России”.
“Как жаль, что такие люди жили и умерли, не имея возможности показать свои таланты всему миру”.
“Много русских никогда не слышали его имени, а для большинства даже хорошо информированных слушателей на Западе он остается только лишь одной из проходящих фигур Советского периода”.
И самое потрясающее:
“О стиле Свиридова. Долгое время он воплощал наиболее пагубные стороны советской музыки. Многие из его произведений подражают традициям русской классики. Некоторые любят его музыку из-за ее сходства с выбранными моделями. Другие ненавидят ее за политическое содержание или за ее одиозную наивность и рассматривают ее как ужасающий пример типичного китча”. (В консерватории я слышал другое выражение: “Музыка для плебса”.)
Попадается, правда, и другое:
“Я твердо верю, что он (Свиридов) —
величайший
композитор второй половины двадцатого века. Лучший способ проверить мои слова — послушать его музыку. Возьмите это за правило — каждый день слушайте Свиридова. Вы никогда не пожалеете об этом”.
Станислав ЗОЛОТЦЕВ • Духовный подвиг исполина (Наш современник N6 2004)
Станислав ЗОЛОТЦЕВ
ДУХОВНЫЙ ПОДВИГ ИСПОЛИНА
Размышления над книгой Г. В. Свиридова “Музыка как судьба”
1
“Стучусь в равнодушные сердца, до них хочу достучаться, разбудить их к жизни, сказать о ней свои слова, о том, что жизнь не так плоха, что в ней много скрытого
хорошего
, благородного, чистого, свежего...”.
В этом истово-яром (иначе он и не жил и не трудился) стремлении достучаться до глохнущих душ людских Георгий Свиридов вершил словами то, что, по его разумению, было не досказано нотами, создавая словесный венец своей музыкальной вселенной.
Это ощущение нарождалось у меня ещё при чтении фрагментов его книги “Музыка как судьба”, публиковавшихся под общим условным заглавием “Разные записи” в “Нашем современнике”, “Москве” и других изданиях по-настоящему художественной русской периодики. Уже тогда погружение в эти действительно разрозненные записи наблюдений Георгия Васильевича над искусством, над жизнью, над его собственным творческим путём стало мне столь же необходимым, сколь и головокружительно захватывающим занятием. Вот уж поистине, говоря ломоносовской строкой, “открылась бездна, звёзд полна”, — сразу же возникло чувство соприкосновения с мудростью, но не отстранённо-надмирной, не рассудочно-рациональной, а выстраданной, выношенной в борениях и страстях на донельзя тернистом пути в горящей душе художника. Иные строки — что клеймо, вытравленное искусной рукой на челе времени:
