Меня не оставляет чувство (это хорошее чувство), что мог бы с успехом (большим) работать физически. И был бы любим артелью.
Но куда делась уверенность, ведь я всегда был закоперщиком?
Это от писательства. Слава Богу, я читаю хороших писателей и о них и вижу, что нахожусь на правильном пути. “Он в сомнениях к себе”.
Я перебирал физические работы. Интеллигентских будет побольше, но не по количеству, а по срокам затраченного времени.
Пустое я делаю — перебираю старое. Но что делать? Новое не идет.
Если мне удастся написать то, что рисуется в рассказе (а он пошел на маленькую повесть), то год не будет прожит зря.
Как близок мне Астафьев, кто бы знал!
Ночь. Маленькая ночная серенада Моцарта. Спать! Не усну ведь. Но и писать не встану. Ох, да и только.
11 июля.
Вчера день с Тендряковым. Хороший день. Он так же хранит рисунки своей Маши, как и я Кати.
Читал он мне вслух о дурочке Паране. Рассказ настолько сильный, что глупо его пересказывать. Гуляли далеко. О переключении психики и приспособленности, о Твардовском, о Констебле и Родене, о Сомове, о грибах, о политике, обо всем другом.
Большой, задеваемый мелочами человек. Натура сильная, ум непокорный.
Сегодня день сидел безвылазно. Молчание. Правда, маленький рассказик есть, для смеха. Их накопилось штук 12—16, пора куда-то послать. Книгу мою все держат и держат. Уж хоть бы не издевались. Снова читать. Исчитали уже всю, раздели догола.
Ночь на 5 сентября.
Плохо, бездарно, как и большинство моих дней, прошло лето. Причины две, третья маленькая. Первая — не запущена до сих пор книга, второе — одиночество: жена уезжала. Маленькая — от усталости. Но вот сейчас-то встал же, сел же. Хоть пыль со стола стер.
Надо взять курс на самоуважение. Унижать себя перед собой похвально, но когда это переходит в забитость, а забитость в нашем интеллигенте — поза, то плохо.
32 года послезавтра. Я вас приветствую, грядущие 33 года.
12 сентября.
День рождения встретил в колхозе. Где жил 5 дней. С юности не помню таких холодных блескучих звезд, такой огромной, легко летящей навстречу облакам луны.
Картошка, картошка, мокро, идет с грязью, согнувшись выбираешь, недалеко аэродром, игрушечные истребители штопором убегают от земли, переворачиваются, летят вниз, крутятся, выравниваясь, несутся кверху колесами над землей. Наконец хлопают и уходят за звук.
На работе все так же. Милое известие — мою книгу (вот причина) посылали на рецензию. И зарезали. Но мне ни слова. Забавно. “Сибирские огни” должны известить о номере печатания, от этого зависят мои действия.
