На следующий день, после обеда, совсем еще юный лейтенант Петров выстроил роту в шеренгу по двое и, при появлении капитана, отдал ему рапорт.
— Вновь прибывших прошу остаться. Остальные — разойдись! — последовала команда капитана.
Грудь его украшали два ордена Отечественной войны и орден Александра Невского. По всему было видно, перед нами стоит командир подразделения, искушенный в военной науке не на словах и не на бумаге, а на поле сражения.
— Откуда ты? — добродушно спросил капитан, с улыбкой в глазах рассматривая моего друга.
Тот вытянулся и стал по команде смирно.
— Васильев, тысяча девятьсот двадцать четвертого года рождения, чуваш, прибыл из госпиталя, — отчеканил мой друг.
— Фамилии у нас одинаковые, только вот внешне мы друг на друга несколько непохожи, — смеясь, продолжил капитан.
Боец Васильев был высокого роста, блондин, с правильными чертами лица и большими карими глазами. Такое редкое сочетание делало его необыкновенно красивым парнем. Капитан — смуглый, жгучий брюнет, среднего роста, плотного телосложения, конечно, во внешности ему уступал. Но его большие черные глаза были полны обаяния, ума, доброты, и солдаты невольно прониклись к нему уважением и симпатией. Вскоре мы узнали, что капитан командует ротой с самого Сталинграда.
Знакомство с солдатами продолжалось все послеполуденное время до ужина. Капитана интересовали самые различные вопросы: семейное положение, откуда родом, где воевали и чем занимались в гражданской жизни. Беседа получилась доверительной и добродушной. Капитан старался быть корректным в постановке вопросов и не настаивал на освещении неприятных для человека подробностей. Видя нашу дружбу с Васильевым, он не стал нас разлучать. Определил, к нашей радости, в первый взвод роты. Меня назначили первым номером станкового пулемета “Максим”, а Васильева — вторым.
Рота имела на вооружении два станковых пулемета, несколько ручных пулеметов Дегтярева и автоматы ППШ.
Стояли тихие солнечные дни. Мы любовались лесом, окружавшей нас природой, изучали, согласно уставу, материальную часть оружия. А больше шутили и даже устраивали игры в “конный бой”, ну и, безусловно, писали домой письма.
Блаженное спокойствие было нарушено неожиданно в четыре часа утра. Вначале бойцы, пробуждаясь от крепкого, сладкого сна, услышали мычание коров, блеяние овец и коз, отчетливо доносившиеся из расположенной в полукилометре справа от нас деревни. Этот первый очевидный знак опасности солдаты восприняли единодушно как команду: тревога! Мы не ошиблись: вскоре послышались редкие разрывы снарядов на наших передовых позициях, затем последовал огневой шквал, который продолжался минут двадцать, а вслед за ним с передовых позиций потянулись перебинтованные раненые. По разрывам снарядов многие склонны были считать, что у немцев на вооружении появились “катюши”. Позже дивизионная разведка установила: немцы, проводя перед атакой артподготовку, поставили в ряд двадцать шестиствольных минометов, так называемые “ванюши”, выстрелы производили залпом, рассчитывая произвести на нашу оборону мощное психологическое воздействие.
