Говорить ли тебе еще про Юма? про этого бедного Юма, что-то вроде дурачка, самого искреннего и простого человека; это настоящий тщедушный ребенок, и тем более его личность необъяснима и поражающа... Вот еще о чем я могу рассказать. Прошлое воскресенье я обедал у Жюли Строгановой, и кто-то — кажется я — вздумал говорить о свадьбе Юма, которая должна была состояться в 8 часов вечера в католической церкви. Тут милейшая старуха возгорелась страшным желанием присутствовать на этом бракосочетании и убедила г-жу Баратынскую и меня сопровождать ее. Отправились, вошли через боковую дверь в ризницу и тут, после часового ожидания, мы видели прибытие всего поезда. И вот я, находившийся в двух шагах от Юма, коленопреклоненного перед священником, могу засвидетельствовать, что никогда не видел человека с более невинной и незначительной физиономией и более сосредоточенного в молитве. Конечно, это не наружность фокусника. И однако... В Петергофе все были совершенно под впечатлением виденных чудес, и никто и не думал сомневаться в их действительности, но и никто не желал бы видеть их повторения. Впечатление, оставленное ими, было удручающе-грустно. Я забыл тебе сказать, что на этой свадьбе, на которой я присутствовал, граф Алексей Толстой и Бобринский были шаферами Юма. Все подробности, которые мне передавал Алексей Толстой, присутствовавший четыре раза на сеансах Юма, превосходят всякое вероятие.
Видимые
руки, висящие в воздухе столы и качающиеся, как лодка на воде, — одним словом, материальное и осязательное доказательство сверхъестественного мира...
Письмо так и брызжет остротами то по поводу тщеславия князя Горчакова, действительно в качестве министра иностранных дел участвовавшего в ратификации русским императором 8 июля 1858 года договора, по которому Россия получала левый берег Амура от Аргуна до его устья, а земли и округа, лежащие между рекой Уссури и морем, оставались в общем владении с Китаем до определения границ; то по поводу напыщенности Николая Алексеевича Муханова (1802—1871), с которым, кстати, Тютчев всегда находился в хороших отношениях. А вот кто такой был “бедный Шеншин”, который так искал и любил общество поэта, нет, к сожалению, ни в одном закутке сведений о Тютчевых. Вероятно, это был Василий Афанасьевич Шеншин.
Мы были свидетелями, как еще месяц назад Тютчев отрицательно относился к Юму, его почитанию, окружению. И вот теперь мнение в корне изменилось. А каков интересный факт бракосочетания Юма, да еще с такими шаферами, как графы Алексей Толстой и Бобринский, вероятно, иногда еще более, чем Федор Иванович, склонными к авантюризму.
