Наш Современник, 2002 № 12 | страница 40
Нy, а как казаки относятся к уродованию офицерских домов (Скакуна, Барыш-Тыщенко, Шкуропатского, Толстопята, Камянского, Кравчины, Глинского, Малышевского, Борзика)? А никак. Они и не знают, чьи это дома. Им бы дать в провожатые полковника Недбаевского. Но он давно умер за границей. Вот те казаки, полегшие на погостах чужих земель, приезжая, бывало, из станиц на сборы и праздники, кланялись столице Кубани как самой родной в русской земле.
1998
Боже мой, что осталось от нашей великой России?! В каком скиту плачет ее праведная душа?
17 июня с. г. меркантильная, все так же безбожная власть хоронила царские останки, в подлинность которых никто не верит.
Накануне газеты писали о неслыханной летней засухе; у нас на юге в духоте и смраде томилась столица Кубани.
К вечеру я вышел на улицу. Белые буржуазные киоски торговали вовсю, за столиками молодежь пила соки, пиво, в книжном магазине было пусто.
80 лет назад была зверски убита царская семья. Нигде я не заметил приспущенных флагов. Как странно мы стали понимать слово “русский”. И этому столько же лет, сколько и кощунству над венценосными царскими костями.
Кощунством отметили скорбную дату и большинство кубанских газет. Даже газеты, называющие себя русскими, по-большевистски поглумились и над монархией, и над последним Государем. Никакого человеческого сочувствия нам уже не дано. Не дано прежде всего тем, в чьих руках по-прежнему и рычаги пропаганды, и деньги, и власть над судьбою людей. Если русские люди с холодной радостью перепечатывают из враждебной, как они заявляют, печати, “аналитически” принижающей всю вековую и ее монархов Россию, то куда же нам, бедным, плыть?! С кем?
17 июня с. г. мы еще раз осквернили память о предках.
Господь все видит и не прощает.
Октябрь. Не на кого было обижаться, но досада все же падала на невинных: они появились в городах словно с небес, растревожили чувства, тайно блуждавшие в запретные годы (впрочем, у немногих), они казались хранителями тайны скитальчества по чужим землям, ласточками другой высоты, они стали последними наследниками, ангелами, оберегающими покой несчастливых отцов. Но отчего такое разочарование?
Наконец, они прибыли туда, где их никто не утешит. Они прибыли на Кубань, чтобы посмотреть, погрустить и торопливо отчалить в чужую нерусскую даль.
На месте дома, в котором она родилась и прожила три месяца, выросло каменное здание в три этажа, и в сквере, который она не могла запомнить, ни одно дерево не перекликнется с нею возрастом, а школа на улице Бурсаковской, заменившая Дворец Наказного атамана, мелькнет в ее сознании подобно любому строению. Отцу было бы что вспомнить здесь, а ее жизнь — на другом краю света. Ничего не переменишь: там, где была бы она у себя дома всегда, суждено ей лишь гостевать. Ее разделила с родиной сама история.