— Как это? — еще больше удивилась Таня. — Зачем же училась? Я же медик.
— Это пригодится, а работать не будешь... Ну разве что сначала, год... может два, не больше.
— А потом? — Таня совсем не понимала Андрея.
— А потом мы поженимся.
— Ну и что... разве я не буду работать?
— Не будешь, — вновь резко ответил Андрей. — Я с завтрашнего дня начинаю искать работу, такую, чтобы зарабатывать нормально... Москва вон рядом, там с подмосковной пропиской устроиться всегда можно... и без черных обойтись, — последнюю фразу Андрей произнес чуть слышно себе под нос.
— Что? — не расслышала Таня.
— Да так, ерунда, — не стал уточнять Андрей.
— А что же я буду делать, если не работать? Мама, сколько помню, только и говорит: самое страшное остаться без пенсии.
— Самое страшное остаться без детей... Дома сидеть будешь.
— Это как? Ты, значит, на работе, а я дома сиди. Что делать-то буду?
— Ох, Тань... вроде умная, а не поймешь... Детей наших воспитывать будешь.
— Это все можно совместить, все так делают. Работать, а ребенка в ясли, потом в сад. Ты что, маленький, не знаешь? — улыбалась Таня.
— Это ты как маленькая. Я тебе говорю — не ребенка, а детей... Иначе... Ишь чего удумали, без войны... Нет, без третьей мировой это вряд ли выйдет, — закончил Андрей.
— Что “иначе”?
— Иначе паранджу на старости лет оденешь, — зло ответил Андрей.
Таня смотрела на Андрея, не понимая, шутит он или говорит всерьез...
Виктор Лихоносов • Записи перед сном (окончание) (Наш современник N12 2002)
Виктор ЛИХОНОСОВ
Записи перед сном
1995
... а чудесной была сама эта наивность: все было больше, выше тебя — артист ли Большого театра, журналист, писатель в Москве, директор музея. Когда повзрослел, закончил школу, побольше читал книг — все равно чудеса еще множились. Потом порасскажут тебе всяких сплетен, анекдотов, замажут бытом и слабостями всех кумиров и на какое-то время убьют твое светлое чувство, восхищение, но к тому году, когда начнется первая тоска по жизни прошедшей, опять по утрам, как запах весны после стужи, повеет началом, вернешься сам к себе, и воскреснут боги детства и юности. Правда горькая, плебейское счастье приближаться к величинам (из-за того, что те тоже с людскими пороками) проклинаются твоей душой в каждое мгновение, когда вспомнишь, какая радость была связана с легендами и преклонением. И станет грустно, жалко, что нельзя переставить назад бытие и пожить в один день с теми, кого унесло ветром навсегда. Много людей, прозябавших в провинции, не испортили свое впечатление тесным знакомством с кумирами своего времени, а так и жили до старости.
