Очнулся от дурного сна, когда сидевшая рядом и прежде не пожелавшая ответить на просьбу взять котят женщина, вдруг тронула его руку. Выскочил, вынырнул из потопа, не задохнулся, слава те господи!
Соседка продолжала сильно сжимать локоть.
— Артём, идём домой. Я сиамцев своих… сегодня… усыпила в ветлечебнице.
Порылась в сумочке, будто собираясь предъявить справку, что сиамские коты действительно уничтожены, и, стало быть, путь к семейному счастью свободен, но достала лишь скомканный платочек, тотчас горько в него всхлипнула, как дочь на похоронах матери от неожиданного воспоминания нанесённой родительнице обиды, за которую не попросила вовремя прощения, а нынче сделалось навсегда и непоправимо поздно.
Узнав любимую, Артём Евгеньевич замялся, не находя слов утешения в горе, причиной которому был он сам. Посидел-посидел, достал фетровую дамскую шляпку, осторожно возложил ей на колени драгоценным подарочным набором:
— Не плачь, ради бога, возьми вот кошечек… тоже, знаешь, очень-очень симпатичные.
