Он чуть не надул в штаны, ведь чуть не случилось самое страшное, но, тем не менее, он побежал к дому, кинул один камень, затем другой, разбив еще два окна. Хоуи вбежал на крыльцо, когда его мама показалась в дверном проеме в пижаме с пистолетом, направленным в пол.
— Хоуи, что ты делаешь, что происходит?
Несмотря на то что Хоуи Дугли оставалась всего неделя до одиннадцатого дня рождения, он познал больше боли, чем большинство взрослых людей смогли бы вынести, больше потерь, чем было бы по силам пережить любому ребенку, больше унижений, более стойко вынесенных, чем хватило бы для канонизации в качестве святого, и, тем не менее, он оставался очень наивным до этой ужасной ночи. Теперь он больше не был наивным. Он понимал такие вещи, которые мальчикам его возраста были недоступны, включая то, что жизнь тяжела, но сладка, что жизнь — это длинный сериал из потерь, и что ты должен надежно охранять то, что ты любишь, так долго, насколько хватит сил. Он знал, что зло скрывалось за добрыми и знакомыми лицами, но также что не каждое зло скрывалось, что иногда зло было дерзким, потому что знало, что ты не хочешь верить в его существование, и насмехается над тобой своим нахальством. Он понимал, что никто не может спасти мир, потому что мир не хотел, чтобы его спасали; что все, на кого он мог надеяться, чтобы спастись от обжигающего огня этого мира, были те люди, которых он любил больше всего, его семья и — если они у него когда-нибудь будут — друзья, и мысль о том, что он мог бы сделать больше, потому что было бы глупо не пытаться, наполняла его до краев.
Эти вещи стали понятными, и он сделал свой выбор на пороге, рядом со своей мамой. Даже если он не мог на тот момент ясно увидеть все последствия своего решения, он мог почувствовать, какими они могли быть, и понимал, что угрызения совести могли бы стать ношей, которую ему пришлось бы нести годами. Веря в угрозу Блэквуда и в его способность ее реализовать, еще ощущая когти, которые зацепились за его голову, Хоуи решил избавить мир от его саморазрушения и защитить тех, кого мог защитить.
Он сказал своей маме, когда сирены закраснелись вдали:
— Это были просто тупые дети, те дети, которые всегда разыгрывают меня и бьют. Я еще не спал, читал в своей комнате, когда услышал их и спустился вниз. Лиц я не видел, я не могу назвать имен, но это были они. Они кидали булыжники по дому, и я их прогнал.
Когда мгновением позже прибыла полиция, Хоуи рассказал им ту же историю. Он рассказывал ее хорошо и искренне. История Хоуи о том, каково это — быть объектом мучений для жестоких сердец, придавала убедительности его простому рассказу. Кроме того, он понимал, что хороший полицейский мог бы прочитать обман в его глазах и определить, что он говорил неправду, а если бы мальчик смотрел в сторону, то у них могло бы зародиться подозрение. Он встречался с их взглядами прямо и ни разу не отводил глаза в сторону, потому что знал, что в
