— Черный «порше», — сказал Томас.
— Хорошо, я поеду за тобой.
Двадцать минут спустя они сидели в баре «Гавана», в одном из самых старых заведений Лонг-Айленда, где традиционно встречались проживающие здесь иностранцы. Нельзя было сказать, что Томас походил на завсегдатая этого места: с тех пор как он женился, он редко куда выходил; став вдовцом, он посещал подобные заведения два-три раза в месяц; обслуживающий персонал узнавал его, так как Гибсон давал более чем щедрые чаевые, словно искупая вину за выпитый стаканчик. Впрочем, он не слишком-то гордился этой своей недавней привычкой, ведь он всегда придерживался строгой дисциплины, отказываясь от всего, что вредило здоровью и трезвости ума: кофе, сигареты, алкоголь, снотворное…
Но душевная боль и одиночество вынуждали его отступить от правил.
— Твое здоровье, — произнес Томас, поднеся стакан скотча к ее бокалу.
— И твое.
Они одновременно сделали глоток, и Джулия сказала:
— Я знаю, что случилось с твоей пациенткой, и я… Я хотела тебе сказать, что мне действительно очень жаль…
— Мне в самом деле непонятно, что могло произойти. Она выглядела вполне здоровой…
— Знаешь, никто не застрахован от ошибок, поэтому не принимай близко к сердцу. Нужно верить в судьбу, к тому же если пациент и правда хочет умереть, тут ничего не поделаешь.
— Я знаю, но именно в этом и заключается наша работа! Много раз я спрашивал себя о пользе того, что мы делаем. А может быть, мы нужны именно для того, чтобы буквально удерживать их за руку или накачивать лекарствами, пока им не станет лучше?
— И все же ты добился блестящих результатов.
— Когда лечение длится два или три года, я задаюсь вопросом: что же это — удавшееся лечение или просто время, которое сделало свою работу?
— Думаю, что, если бы все начали задавать себе этот вопрос, уровень безработицы вырос на девяносто процентов! Остались бы только политики, которые никогда не уйдут в отставку сами: ведь только они могут выполнять бесполезную работу и без лишних вопросов обналичивать свои чеки…
— …И адвокаты! — поспешил добавить Томас, и оба одновременно рассмеялись.
Уже давно он не смеялся от всей души. Он решительно находил Джулию очень симпатичной. Только посмотрите, какой прелестный ротик! А эта пухленькая верхняя губка, как она привлекательна!
Она перекинула ногу на ногу — что-то вроде мимолетного балетного представления, бесконечно волнительного. Он неожиданно захотел обнять ее. Не обязательно для того, чтобы заняться с ней любовью, хотя если подумать, то он, конечно, не упустил бы такую возможность. Прежде всего он стремился вновь ощутить тепло женского тела, которого ему так сильно недоставало весь этот год.
