Пока он рассуждал, раздался выстрел и пуля пропела у него над головой…
Этого еще не хватало! Брук припал к земле и стал присматриваться. Нигде никого!..
Он уже забыл и про голод, и про сон. Значит, теперь весь день придется стеречься. Значит, эти людоеды не только захватили катер вместе с товарищами, но еще и научились где-то пользоваться ружьем. Это уже совсем скверно. Продержится ли он до тех пор, пока придет Скотт? Если все благополучно, они могут прийти через четыре-пять дней. Как продержаться без сна и еды? Говорят, бывали такие случаи. Хорошо еще, что он мог спуститься к реке попить.
Вот и сейчас он направился было к реке, но едва сделал несколько шагов, как снова начали стрелять.
Пришлось залечь. А жажда так мучит! Наконец не выдержал.
— Что это со мной стало? — сказал он себе. — Разве это такая уж невидаль — пули? Разве мне впервой? И он смело пошел вниз. Снова раздалось несколько выстрелов, но он уже не обращал на них внимания. Напился. Потом заметил на берегу какие-то объедки, должно быть, от их последнего ужина, и с жадностью набросился на них.
Вернувшись наверх, пострелял немного в ту сторону, откуда, как ему показалось, раздавались выстрелы. Отчасти успокоился и почувствовал, что сейчас уснет.
Как быть? С одной стороны — нельзя же столько времени прожить без сна, а с другой, — его ведь возьмут тогда голыми руками!
«Лучше умереть от пули, чем попасть им в руки», — подумал он, сел так, чтобы папуасы видели его, и стал подремывать.
Он рассчитывал, что так они будут думать, будто он не спит и готов в любую минуту открыть огонь.
«Где им попасть в меня, этим дикарям, если они первый раз в жизни держат в руках ружье», — успокоил он себя и тут же уснул.
Но прошло, кажется, немного времени, как он вдруг почувствовал, что его кто-то толкнул. Вскочил, оглянулся вокруг — никого. Глянул на плечо, на руку — кровь. Ранили!
Плечо разболелось. Видно, задета кость. Кровь лилась тоненькой струйкой.
Долго он возился, чтобы как-нибудь одной рукой с помощью зубов перевязать рану.
С горем пополам перевязал, кровь пошла слабее, но не переставала сочиться.
Теперь он уже видел, что все кончено, что придется погибнуть, и не от раны, а от слабости вообще. Хорошо было бы самому покончить с собой, но ведь из пулемета пулю в лоб себе не пустишь.
Между тем приближалась ночь, третья страшная ночь…
При одной мысли об этом Брук чувствовал, что силы оставляют его. Снова сидеть одному на холме, ничего не видеть и вместе с тем знать, что за тобой следят сотни глаз, к тебе подползают, чтобы съесть…
