Кутлумуш! Там скоро молебен! Я показал доброму старичку на часы, тот закивал головой, что-то доброе сказал про Русию (молодёжь, между прочим, смотрела на нас в это время с нескрываемым уважением) и благословил. Мы протиснулись по церковке, приложились к иконам на Царских вратах и стенах и вышли.
Ещё некоторое время, пока не перешли мостик, чувство нереальности происшедшего не оставляло меня. Я только что был вне времени. Я только что был у старца Паисия. Не почившего, а живого[10]. Я ощущал это, хотя бы потому, как мне захотелось там, в маленькой церковке, молиться.
Мы шли молча, переживая происшедшее, боясь словами нарушить и спугнуть чувство, наполнившее нас.
Неожиданно перед нами раскрылся совершенно русский деревенский пейзаж: большая поляна, посреди которой стоял стог сена чуть повыше нашего роста, а рядом две копёшки поменьше, посреди поляны тянулась ограда из двух корявых жердин, кое-где подломившаяся и непонятно что ограждавшая. По поляне то там, то сям сквозь зелень травы проглядывали беленькие и жёлтые цветочки.
После того, как пришло ощущение, что времени нет, показалось, что и пространство перестало существовать — ей-Богу, это была типичная околица русской деревни.
Впрочем, поднимавшаяся слева от нас гора окончательно забыться не давала. Но на неё можно было и не смотреть.
Я привалился к стожку и от удовольствия, даже не от удовольствия, а от окружающего покоя закрыл глаза. благодать.
Алексей Иванович, примостившись к околице, мечтательно вздохнул:
— Хорошо, что вино с собой не взяли. Напились бы сейчас. Испортили всё.
— Хорошо, что Яну послушались.
— Ха, послушались, мы ж её ещё уговаривать начали, может, поменьше посудину-то… Это Господь удержал.
— Эт-то точно, — согласился я и спросил: Лёш, почему мы пить не умеем? Неужели прямо во мне сидит настоящий бес? Ведь вот не пьём же — хорошо.
— Значит, сидит.
— Я уже год не пью… — несколько обиделся я, что во мне сидит бес, а в нём как бы нет.
— Видел я, как ты у Яны не пил-то…
— А всё равно хорошо бы сейчас стаканчик сухонького… Благодать на благодать… — Но тут же одёрнул себя — И напились бы. Эт-то точно. Я ведь и впрямь считаю, что Господь, лишив меня поджелудочной, спас.
Потянуло дымком Отечества. Так прошло минут пять.
— Неужели так трудно бросить курить?
— Началось.
— Да нет, просто обидно: столько благодати вокруг и тут ты, как паровоз, ну почему бы не потерпеть?
— А чего бы тебе не потерпеть? Сказано: носите немощи друг друга.
