Когда я пришла с работы вечером в пятницу, я не узнала своей скромной хатки. Бэт изукрасил ее как мог к утреннему прибытию Айви. С потолка свисали воздушные шарики, и на каждом красовалась цитата из классиков на тему любви или смерти. Люстра была перевита елочной мишурой. Стены украшали знакомые зверские постеры (он перетащил их из своей комнатухи). На столе красовалась пепельница из человеческого черепа — как объяснил Бэт, он выпросил ее на несколько дней у знакомого 'черного' археолога. На тахте и диване восседали симпатичные плюшевые зверюшки.
И море цветов. Исключительно белые: нарциссы, лилии, розы, пионы, ромашки.
Все это, особенно обилие игрушек и мишуры, показалось мне дурновкусием. Но я смолчала: влюбленные глупеют, это общеизвестно. Спросила лишь относительно цветов.
— Почему белые? — Он сиял от гордости и явно ждал более бурных рукоплесканий в адрес преображенного жилища. — Могла бы и сама догадаться. Белый цвет означает чистоту, легкость, смерть и свободу.
— До сих пор ты был апологетом черного. А любимой девушке естественней вручать алые розы, — заметила я, невольно морщась: от смешения сильных ароматов кружилась голова и першило в ноздрях.
— Айви — больше, чем любимая девушка, — ответствовал он многозначительно. Но развивать тему не стал.
Уже назавтра я пожалела о вытребованном праве покидать свое жилище не раньше одиннадцати часов. Я сбилась с ног, выполняя многочисленные хозяйственные поручения Бэта. Большую часть времени пришлось торчать на кухне: разумеется, знаменательную встречу нельзя было декорировать банальными сосисками и яичницей. Рынок-магазин-плита…
На третий день в виде разнообразия к кухне добавилась ванная. Точнее, общение со стиральной машиной. К чести Айви, она комплексовала по этому поводу и рвалась к стиральной машине сама. Но Бэт строго-настрого запретил ей делать хоть что-то по дому. Он носился с ней, как с наследницей трона, таскал на руках — в прямом смысле слова, из комнаты в туалет, из ванной на балкон и обратно.
Прокрутить тряпки в машине — труд небольшой. Дело не в этом. Меня немало удивили кровавые разводы на простыне и белой рубашке Айви. Вариант, что она оказалась девственницей, исключался напрочь. Значит?..
— А чему ты так удивляешься? — спросила она, стараясь скрыть смущение и придать детскому личику с курносым носом и веснушками выражение много повидавшей прожженой женщины.
В барабане крутились простыни и белье. Бэт заглянул в ванную и, удостоверившись, что принцесса не напрягает ручек, а просто общается, милостиво позволил нам несколько минут провести за бабской болтовней.
