Было влажно и холодно. Меня пробрало до костей, но и ты зябко сутулилась, уткнувшись носом в синий вязаный шарф. Шли молча. Мне говорить сейчас было бы трудно, и ты это чувствовала.
Заветная скамеечка была пуста. Значит, как минимум, еще час мучаться…
Я сел, обессилено выдохнув. Протерев перчаткой остатки ночного дождя, ты опустилась рядом. Надо было начинать рассказывать, я ведь обещал. Мне и самому хотелось это сделать, вот только языком шевелить было проблематично.
— Мы очень дружили, втроем… в школе. Закончив, даже в вуз поступили один и тот же. Точнее, это они пошли со мной за компанию, в медицинский. Клоун решил стать педиатром — дети на нем всегда висли гроздьями. А Скоба размечтался о психиатрии… Потом я бросил… Стал колоться, на всё забил, перестал видеться с прежними знакомыми, как это бывает. Координат моих никто не знал, из бывших. Но как-то они умудрились меня найти, даже не знаю, через кого…
Я рассказывал, и язык, постепенно разогреваясь, работал все лучше. Воспоминания были яркими и детальными. И ты была в них — отчего-то присутствовала, правда, молча. Стояла поодаль, на самом краешке сознания, и смотрела строго и печально.
— …Я пил и ширялся много дней подряд, без передышки. Пребывал попеременно то в алкогольном, то в наркотическом кайфе. До притонов тогда еще не дошел — снимал квартиру. И вот они меня вычислили и явились… Скоба — я сумел доползти в прихожую и открыть дверь после получасовой трели звонка — первым делом распахнул окно, запустив в затхлую комнату поток ледяного зимнего воздуха. "Ну, брат, ты даешь!" Клоун брезгливо переступил через пятно рвоты на паласе. Я не хотел их видеть, как не хотел видеть никого вообще. Поэтому вернулся на кровать и, укутавшись с головой в грязное одеяло, отвернулся к стене. Но они не оставили меня в покое. Силком оттащили в ванную, засунули под ледяной душ. Я пытался сопротивляться, орал и матерился, но силы быстро закончились. Покорно дал завернуть себя в простыню и, стуча зубами от холода, протрезвевший и дико злой, выполз с ними на кухню. Парни зажгли все четыре горелки, но теплее мне не стало. Клоун открыл бутыль с пивом, а передо мной поставил кружку с крепким чаем — умудрившись раскопать в моих мусорных завалах пакетик заварки.
"Мы все понимаем. У тебя такая ситуация, нужно время, чтобы оклематься, придти в себя. Не осуждаем, ты не подумай! Но все же это перебор". Клоун всегда был разговорчивым и красноречивым. Кличка приклеилась к нему еще в младших классах: этакий обаяшка и хохмач. Лицо красное, выразительное, с синими невинными глазищами в окружении пушистых светлых ресниц. Скоба, интроверт, лишь поддакивал, сосредоточенно хмурясь и потягивая пиво. Длинный, сутулый, рот подковкой (оттого и прозвище, данное ему Клоуном), лоб нависает над глазами, словно козырек крыши.
