Два голоса | страница 12
— Ты куда, зачем?!
— Домой, — ответил ты тупо.
Ты двигался — медленно, но упорно. Я скользила, вцепившись в тебя, как буксируемая машина.
— Может, зайдем ко мне? Я в этом доме живу. У меня душ есть, и холодильник полный, и чай горячий… — Я не знала, как тебя остановить, чем завлечь, и лепетала полную ерундовину.
Наконец, ты остановился. Лицо было перекошенным, взгляд затравленного зверя.
— Что тебе от меня нужно?! Я наркоман и преступник. Я тебя только что чуть не ограбил. А ты в свой дом тащишь. Совсем крыша поехала?..
*** — Ты меня когда-нибудь простишь за тогдашнюю грубость? Представляю, как это выглядело с твоей стороны. Я до жути испугался и хотел лишь одного: добраться до хаты, смертельно напиться и никогда-никогда не вспоминать случившееся. Я ведь не мечтал о большем, чем прожить оставшийся мне промежуток времени так же, как жил до этого. Я ничего не мог тебе дать. Меня, просто по определению, не должно было быть в радиусе ста метров от тебя.
— Давно простила. К тому же ты ведь пошел со мной в конце концов.
— Твой дар убеждения всему виной. Да и спорить с двумя намного тяжелее, чем с одним.
— С двумя?..
— Вторым был я сам. Та часть меня, что прекрасно понимала: даже бухая семь лет подряд, я не сумею вытравить тебя из памяти и души. ***
Ты сидел в ванной, а я намыливала твои плечи. Ты стеснялся меня, и потому залез в воду в трусах. Худой, очень худой, но не до дистрофии. Тогда ты уже кололся в шею — настолько сузились, ссохлись вены на руках и ногах… Правое плечо и предплечье покрывала черно-красная татуировка: тугие змеиные кольца венчала человеческая голова в короне из перьев. А волосы вымытыми оказались тонкими и легкими, как у ребенка.
Мне страшно хотелось прижаться к тебе, обнять, но когда я попыталась это сделать, ты отстранился и хмуро пробормотал:
— У меня СПИД. Не вирус — а сама болезнь. Я не буду с тобой спать, ни с презервативом, ни без. Не верю в абсолютную защиту. В относительную, впрочем, тоже.
Мне стало больно. А потом немного обидно. Я вовсе не пыталась тебя домогаться, просто требовалось хоть как-то излить нежность. Ошеломительную, незнакомую прежде — ни с кем из моих мужчин. (Которых и было-то, не считая мужа, два-три от силы.)
Мы долго говорили с тобой в ту ночь. Я забралась с ногами на тахту, а ты уселся на пол, положив голову мне на колени. Некоторые твои суждения меня пугали, а взгляды на жизнь казались извращенными и дикими. Ты был умен, хотя последние десять лет методически убивал свой мозг. Ты был зол на весь мир, и, судя по всему, это было взаимно. Я удивилась, когда ты назвал свой возраст — почти двадцать восемь. Выглядел ты лет на семь больше. Получалось, что я старше тебя, на целых четыре года.