Как я была маленькая | страница 54

— Рассаживайтесь все! — командовала я. — Будете писать диктант. А я буду учительница.

— Почему же именно ты? — возмутился Дима.

— А как же! Я ведь единственная гимназистка среди вас.

— Но ты сама говорила, что сделала ошибку в слове «звёзды».

— Ну и что же! Больше ошибок делать не буду. И потом, раз моя мама учительница, значит, и я.

— Совсем это не значит. То мама, а то ты, — не сдавался Дима.

Я хотела было дальше спорить, но вдруг взглянула на Тамару. Она тихо сидела на своём стуле. Гладко заплетённые косы лежали на плечах. Спокойно глядели на всех серые глаза из-под ровненьких бровей.

На минуту я задумалась. Нелегко мне было решиться, но я решилась.

— Пусть Тамара будет учительница, — предложила я. — Это будет правильно.

— Да, это будет правильнее всего, — подтвердила из соседней комнаты мама.

Всё было хорошо, весело, правильно. Но через несколько дней пришла беда.

Утром, войдя на кухню, я увидела, что Дарьюшка неподвижно, как застывшая, сидит у стола, подперев голову рукой. К её плечу припала Устинька. А тётя Наша читает им письмо из деревни, написанное кем-то по просьбе неграмотной Устинькиной матери.

— Что случилось? — с испугом спросила я, Дарьюшка ничего не ответила. А Устинька, потянув меня за рукав, вывела в коридор и там сказала на ухо:

— Бурёнка наша померла. Напоролась в лесу на сук. Поранилась и померла. Нету её больше у нас…

И снова вошла в столовую Дарьюшка, ведя за руку притихшую Устиньку, которая крепко прижимала к груди букварь в голубой обёртке.

Мать звала Устиньку домой. Надо было поднакопить денег на новую Бурёнку. Старшая дочка пошла в услужение к богатому соседу, а наша Устинька должна была нянчить младшеньких.

Ей было уже не до школьной скамьи.

Когда к нам в гости приходил Иван Васильевич Гребень, тётя Наша усаживала его в столовой и заставляла выпить стакан горячего молока с мёдом.

— Вы всё кашляете, Иван Васильевич, — говорила тётя Наша. — За собой не следите совершенно. А ведь в жизни главное — здоровье.

— Здоровье, конечно, вещь важная, — соглашался Иван Васильевич, размешивая молоко, — но есть вещи и поважнее.

— А что поважнее? — спрашивали мы с Димой.

— Ну, например, очень важно, чтобы хорошо жилось всем простым людям. Чтобы все они были грамотны, учились в школах, читали нужные, интересные книги…

Случилось так, что как раз накануне того дня, когда мне надо было идти в гимназию, под вечер у меня заболело горло. Смерили температуру — оказалось тридцать семь и восемь.