— Как же быть с этой Юриковой? Не пора ли нам выходить на нее?
— Я уже несколько раз звонила по ее номеру, но пока никто не отвечает на звонки. Буду звонить еще.
— Вы уверены, что вам удастся с нею познакомиться по телефону? Не проще ли вызвать ее и допросить?
— Это никогда не поздно. Я хочу сначала познакомиться с нею на нейтральной почве, предположим, как знаток современной живописи. Вы думаете, я зря бродила по выставочным залам Монжерона?
— Очень хорошо. А что с Адой фон Кёнигзедлер? Ее-то уже можно и допросить, как мне кажется.
— Вот тут вы совершенно правы, инспектор. Звоните ей и предупредите, что ее посетит ваша коллега из полиции. Назовите мое настоящее имя. Я собираюсь ее разговорить по поводу треугольника «Каменева — Каменев — Юрикова».
Ада фон Кёнигзедлер оказалась дома и согласилась встретиться с сотрудницей полиции в любое время, можно даже сегодня и сейчас: инспектор не сказал ей прямо, но дал понять, что дело касается всего лишь угона ее автомашины.
— Все в порядке, графиня, вы можете ехать. Желаю успеха!
Улица Эйнштейна начиналась неподалеку от набережной Изара и дворца императора Максимилиана и шла поначалу между двумя рядами нарядных и помпезных зданий. Но постепенно дома становились выше этажами и скромнее архитектурой, а заканчивалась улица уже вовсе скучными коробками, среди которых отыскался и многоквартирный дом Ады фон Кёнигзедлер: шестиэтажный, мрачный, с темно-синими балконами-лоджиями, он не был украшением даже этого унылого конца улицы. Машин возле дома стояло немного, и Апраксина удачно припарковалась почти возле самого входа. На широкой стеклянной двери подъезда в несколько рядов располагалось несколько сот табличек с именами жильцов и квартирными звонками, и каких только фамилий на них не было — вьетнамские, турецкие, польские, русские, итальянские… «Как ты гостеприимна, Германия!» — озабоченно подумала Апраксина, разыскивая табличку с фамилией Кёнигзедлер; нашла, но звонить не стала, а подождала, пока из дверей не вышла турецкая семья с целым выводком черноглазых детишек, придержала за последним малышом дверь и беспрепятственно вошла в подъезд. Она не пошла к лифту, а поднялась по лестнице на четвертый этаж своими ногами, по дороге с любопытством заглядывая на другие этажи этого огромного ковчега: из длинных коридоров, выходящих прямо на лестничные площадки, доносились кухонные запахи, не по-немецки пряные и резкие, и сильнее всего ощущался запах чеснока. На четвертом этаже Апраксина отыскала 412-ю квартиру, остановилась, прислушиваясь, у дверей, и, не услышав ничего интересного, позвонила. Хозяйка почти сразу отворила дверь и вопросительно поглядела на Апраксину — она ее не узнала.
