Когда я подошла к своему шкафчику, Брин уже стояла рядом с ним. На месте дрожащей девушки я, почти не напрягая воображение, могла видеть волчицу — с прижатыми к голове ушами, съежившуюся, поджавшую хвост.
— Клянусь, все вышло совершенно случайно, Кэл.
— Я знаю.
Я достала ключ и начала открывать дверцу шкафчика. Брин нервно пританцовывала вокруг.
— Прости, пожалуйста. Я понимаю, что таких вещей быть не должно.
Я кивнула, глядя на стопку книг и папок, лежавших на полке.
— Пожалуйста, посмотри на меня.
Я повернулась, чтобы взглянуть на свою лучшую подругу, и увидела, что ее голубые глаза широко открыты и наполнены страхом. К горлу подступил комок.
— Я не могу тебе ничего обещать.
Она схватила меня за трясущуюся руку.
— Конечно, я знаю. Пойдем, уже начинаются уроки.
Она провела меня в класс, и мы вместе направились к заднему ряду парт. Пока мы пробирались на место, Брин мельком посмотрела на меня.
— Ну, ты рассказала Анселю о том, что я неравнодушна к стихам Джона Донна?
— А ты неравнодушна к его стихам? — фыркнула я.
— У-у, — пробормотала она. — Твой младший брат хорош.
Пока я копалась в сумке, разыскивая ручку, я услышала, как Брин начала вполголоса декламировать стихотворение.
— «Вот так, пока любовь еще росла, она невольно за собой влекла оглядку, страх; а ныне — тень ушла».
Я негодующе зарычала.
— Так напыщенно.
Но на самом деле меня переполняли чувства.
— Нет у тебя романтической жилки, Кэл, — заявила Брин, слегка хлопнув меня по голове тетрадью.
Я пожала плечами и даже не потрудилась повернуться, чтобы посмотреть на нее. Брин была не единственным источником моего беспокойства в то утро. Я то и дело посматривала на дверь в ожидании прихода Шея, чувствуя свою вину за те грубые слова, которые я сказала ему вчера утром на горе. Это чувство ослабляло мою волю, и я теряла уверенность в том, что смогу избегать его, как обещала себе.
Но Шей был опасен для меня. Я понимала, что следует сопротивляться влечению, которое, я знала, лишь усиливается с каждой нашей встречей. Но я приняла решение и теперь вынуждена была бороться с тупой болью, засевшей в груди. Мне нравился этот странный юноша, этот человек. Его безрассудный подход к жизни шокировал меня, а неуважение к законам моего мира стало для меня отдушиной в окружавших меня глухих стенах норм и правил. И вот он вошел в дверь. На нем была оливкового цвета толстовка с пуговицами и джинсы. Всклокоченные волосы падали на глаза. Он прошел по аудитории, даже не взглянув на меня, и занял свое место за партой рядом со мной. Я следила за его напряженными движениями, сдерживая вздох сожаления. Я испытывала облегчение и в то же время была расстроена тем, что он так серьезно воспринял мое предупреждение. Он мне не просто нравился, он завораживал меня. Я никогда не думала, что человек способен так завладеть моим вниманием. Его поведение не имело ничего общего с обычной манерой рядовых школьников-людей, которые старались поспешно, как овцы, ретироваться, когда мимо них по коридору проходил кто-нибудь из Воинов. Он был решительным и бесстрашным и напоминал волка-одиночку, быть может, даже вожака, но без стаи, без этих уз, которые навеки привязывали бы его к одному месту.
