О! Они очень умны, эти Беззаботные! Как умеют они выискивать лучшее из лучшего, самое красивое из красивого! И последний их оплот — Сен-Мориц, как он прекрасен, как волшебно сияет он в эти солнечные зимние дни! Его белая котловина, будто гигантская жемчужная раковина, поднятая со дна океана к вечным снегам, врезается своими отточенными краями в прозрачную синь. Пропитанный солнцем воздух так чист, что все здесь кажется еще более далеким, и звезды, словно искры Бесконечности, рассыпаются по ночному небу. А ослепляющая белизна, вездесущая, неземная белизна высокогорного снега! Из всего, что есть в мире, только драгоценные камни, в которых светится их душа, но не оболочка, пылают такими красками. Этого нельзя описать. Этого нельзя нарисовать. Пейзажи Сегантини хороши, пока не увидишь все сам наяву; они, возможно, вызывают приятные воспоминания потом, но здесь они меркнут. Здесь они теряют свой блеск, как слово «зима» — свою силу. Все грозное, суровое, резкое, что таит в себе это слово, исчезает и смягчается здесь, где зима — это блеск, солнце, прозрачность, свет и чистота. Нечто сверкающее, как бриллиант, но более нежное, ясное, как утренняя заря, но более могущественное. И нечто безмолвное, пребывавшее бы в вечном покое, если б его не тревожили люди.
Но Беззаботные заняты лишь собой. В поднебесной выси, как нечто невероятное среди Невероятного, громоздятся неуклюжие коробки гигантских отелей; дерзко уперлись они каменными лбами в ландшафт, не беспокоясь о том, что своим незваным присутствием нарушают его божественную гармонию, столь же равнодушные, как и те, кто их населяет. Беззаботным они служат крепостью против Времени, защитой от внешнего мира, приютом вечного веселья и беспечности. Высоко вознеслись они над землей, над заботами. До них не доберутся невзгоды, и горе, бесконечное горе, кровавой тиной затянувшее всю Европу, не отравит их чистый воздух своим дыханием. Non vi si pensa…
Поворот бобслея. Взметнулось снежное облако, рассыпавшись алмазной пылью. Промчались сани, три… шесть… восемь красок — зеленая, желтая, розовая, черная… Визг, смех, крики… Вот еще одни просвистели, словно снаряд, начиненный разными цветами — желтым, шафрановым, синим, — понеслись дальше, взорвавшись смехом… Третьи… четвертые… Целый день несутся сани с вершины Шантареллы, вздымая фонтаны искр на поворотах; целый день хрустальный купол вздрагивает от звонкого смеха, раздающегося то там, то здесь. Подвесная дорога с комфортом доставляет Беззаботных наверх, и они снова мчатся вниз.
