Морган
Я читал книги, в которых людей "поражало безмолвие", и для меня это всегда звучало как если они просто не могут быстро реагировать. Способность быстро реагировать всегда была одной из моих сильных сторон, но она покинула меня сейчас и я вглядывался в человека передо мной.
Я знал как выглядит мой Отец. Хотя с не привез фотографии с собой в Америку, у меня были мои воспоминания, и они всегда казались точными, последовательными и полными. Но они не соответствовали этому человеку в дверях. Это не мог быть Отец. Это была невероятно плохая имитация Отца, выдолбленная оболочка того, кто когда то был моим отцом. Мой взгляд метнулся беспокойно над ним, видя поредевшие серые волосы, впалые щеки с глубокими морщинами, худое, практически истощенное тело. Его одежда была потерта, его лицо небрито и здесь был сырой затхлый воздух, вытекающий из темного дома. Моему отцу только 46. Этому человеку было около 60.
Он вглядывался в меня вдумчиво, но без удивления: он не узнал меня. У меня возникло внезапное, иррациональное желание повернуться и бежать — что то во мне не хотело знать, как он дошел до такого состояния. Я боялся. Затем, медленно, пока я стоял там, в его глазах появился тусклый свет, он осмотрел меня более тщательно, он смерил меня взглядом сверху донизу, пытаясь вычислить насколько его сын вырос за 11 лет.
Расплывчатое неверие сменило подозрительность в его глазах, и затем мы обнимались молча, охватив друг друга длинными руками как высокие пауки. В моих воспоминаниях мой отец был высоким, огромным. В реальной жизни я был выше его на дюйм или два и перевешивал его может быть на 2 камня. И я не здоровенный.
Мой отец отступил и держал меня на расстоянии вытянутой руки, его руки на моих плечах. Его глаза, казалось, запоминали меня, запоминали мой образ, мой отпечаток. Тогда он сказал, “О, Джиоманах. Мой сын.” Его голос походил на тонкую, острую часть сланца.
"Да", сказал я, глядя за ним в поисках Мамы. Богиня, если Отец выглядел так, как же будет выглядеть она? Снова я был напуган. Во всех моих мыслях и желаниях и мечтах и надеждах и ожиданиях про эту встречу мне никогда не приходило на ум, что я буду слишком эмоционален. Физически, да, в зависимости от того, что случилось с Эмирантом. Но не эмоционально. Не чувствующим боли от того, кем мои родители стали.
"Ты здесь один?", — прохрипел Отец и посмотрел вокруг меня, чтобы изучить двор.
"Да", я сказал, чувствуя себя неспособным к интеллектуальной речи.
