Хупер обошел комнату раз, другой, рассматривал мотыльков на белых карточках, надписи под ними. Ему нравились названья: Бражник, Сумеречник, Ночница. Он их бормотал про себя. Луна холодно светила на стекла. Над деревянными панелями в Красной комнате были животные – голова оленя ветвилась рогами над дверным проемом, и стояли ящики с серыми рыбами и рисованной водой и чучела лис, куниц и ласок со стеклянными глазами, в неживых позах. Старик умирал долго, экономка про них забыла, их не чистили давно. Мистер Джозеф Хупер сказал, что животных надо продать, к семейной гордости они отношения не имеют: их оптом закупил первый Джозеф Хупер, когда обставляли библиотеку в охотничьем духе.
Хупер остановился перед ящиком в дальнем углу комнаты у незашторенного окна. Он рассматривал плоские, хрупкие созданья. Они его заворожили. Он вставил ключик и поднял стеклянную крышку. Она оказалась тяжелая, и ее заело. Его опахнуло старым, застоявшимся духом.
Самый большой мотылек был посередине – Acheroptia atropos, правда, он еле разобрал надпись, чернила выцвели до желтизны: «Бражник Адамова Голова».
Он протянул руку, поддел пальцем булавочную головку и вытянул булавку из плотного полосатого тельца. Сразу же весь мотылек, давным-давно мертвый, распался и стал нежной, бесформенной кучкой пыли.
– Сегодня к нам кое-кто приедет, – сказал Джозеф Хупер. – У тебя будет друг.
На него произвели приятнейшее впечатление милые письма миссис Хелины Киншоу, их прямой, непринужденный тон, а потом и ее голос по телефону. Она была вдова, тридцати семи лет и соглашалась стать, как он это назвал, «неофициальной домоправительницей». Для стирки и черной стряпни остается миссис Боуленд.
«Может быть, вы для начала проведете у нас лето, – написал он ей, – и мы посмотрим, как вы с мальчиком здесь приживетесь и как сложатся наши отношения».
«Уорингс», – ответила миссис Хелина Киншоу, – судя по всему, должен нам понравиться».
Джозеф Хупер разволновался. В тот вечер он тщательно рассматривал в стенном зеркале свое худое лицо.
– Я очень одинок, – сказал он вслух и нисколько не смутился потом от такого признания.
– Его зовут Чарльз Киншоу, он твой ровесник, ему скоро одиннадцать. Постарайся уж встретить его поласковей.
Эдмунд Хупер медленно одолевал четыре пролета до своей комнаты. Опять лило, и в небе над рощей как синяки выступили большие тучи. Он собирался сегодня сходить в рощу, а трава, наверное, вся промокла.
