— Сам по-людски не жил и меня туда же увел. Вот теперь доставай сберкнижку, любуйся, молись и, хоть лоб разбей, не порадуешься! Все уже позади, а оглянешься — и вспомнить-то нечего. Я ни одного нарядного платья не износила, никуда дальше города ногой не ступала.
— Врешь ведь! Грешишь на меня! — возражал Максим Ионыч. — Шибко у тебя зад чугунный! Я сколь раз предлагал: давай в Москву съездим или к Черному морю. Уперлась — расход большой! А обнову купить кто запрещал? Опять же сама.
— На словах ты не запрещал, зато своим видом показывал...
— Сберкнижка всегда у тебя. Чего еще надо?
— Я не хозяйка.
— Так и я не единоличный хозяин! Не сломался бы язык подсказать, по-семейному обсудить, где и как от трудов отдохнуть. В Москву, так в Москву, к морю, так к морю. А еще бы я в Сибирь понаведался, по реке Енисею на пароходе до студеного моря спустился...
— И ты не облысеешь, хоть один раз куда-то позвать!
Под конец неуважительно, с подхлестом брошенный упрек вызывал у Максима Ионыча настоящий гнев:
— Я этикетам не обучался, а ты, Марья, не дамочка, не мадамочка, в благородных не числилась!
В более мирный час оба недоумевали:
— Все ж таки надо бы поиметь от наших денег хоть какой-нибудь толк, — заговаривала Мария Петровна. — Может, собраться и в заграницу съездить? Какая она такая, та заграница? Мы ведь живых-то буржуев сроду не видывали.
— Толстобрюхих и у нас хватает. А потому ехать туда желающих много, чтобы по приезде домой себе значения прибавить. Экая важность, если я подыму нос кверху и почну изображать из себя! Не то в заграничных штанах щеголять. Проще уж пропить, прогулять надо все, сколь накопили, как поступила вдова свата Митрофана Евсеича. Она, эта тихая, неприметная Акулина Фоминична, за одно лето потратила на угощения знакомых и малознакомых пять тысяч рублей. Каждый день, в будни и в праздники, накрывала в своем доме столы, ставила коньяки, шампанские и красные вина разных сортов, зазывала гостей; лишь горьких пьяниц на порог не пускала. «А куда деньги девать, если они мне спать не дают? — поясняла она тем, кому это казалось чудно. — Я сыта, обута, одета, на мой век пензии хватит. Зато звон сколь уж публики у меня побывало, с каждым хоть словом, но перемолвилась!»
Мария Петровна не согласилась, даже осудила необычный поступок Акулины Фоминичны, но и сама ничего не придумала. Не сговорилась она с мужем и о приобретении хорошей квартиры в кооперативном доме со всеми удобствами. Условия жизни в двух комнатах с отдельной кухней, с балконом, с ванной, с канализацией, когда уже не понадобится топить печь, носить ведрами воду, заготовлять топливо к зиме, были весьма соблазнительными, но испугало безделье, самое страшное после сорока лет трудов.
