Каменный пояс, 1986 | страница 30
Однажды эта девочка поцеловала Артема во сне. Утром мальчик не мог поднять глаз на мать. Пылко убеждал, как крепко любит он ее и ни за что на свете не бросит, став взрослым мужчиной. А на следующую ночь девочка снова явилась к нему — нашептывала с укоризной: «Ты предал меня, предал меня...» Артем стал оправдываться, разбудил плачем мать, но про девочку ей уже не сказал. Солгал. Он назло лгал матери, если та запрещала деду курить сигареты «Лайка» (по словам деда, отец курил только «Лайку»).
Мать никогда не покупала к Новому году настоящую елку и сына убеждала — «варварский обычай!» — ставили разборную, пластмассовую. Сейчас же Артем с ужасом вслушивался, как великан сопит от азарта — рубит сосны детского роста...
Жиганов выносил из тьмы охапки лапника и стелил из них постель. Напряженное молчание мальчика он истолковал по-своему.
— Эй, страшок напал?
— Прохор Андреевич, скажите мне только честно: неужели каждый-каждый охотник рубит по столько деревцев?
— Хе-хе, паря, на деляну тебя — разучишься жалеть... Чай, не купленные рублю. Застудишь почки на сырой земле — кому тогда нужен с честностью? Знаю человечью породу...
Артем основательно подумал, ответил твердо.
— Рубите, пожалуйста, для себя. Я переночую на сухих сучьях. У меня крепкое здоровье, я стометровку бегаю быстрее всех в классе!
— Дело хозяйское. Тоже не уважаю, когда силком... — степенно согласился великан. — После ужина напластаешь сучьев, а пока уважь старика — испробуй перину!
Артем благодарно улыбнулся и сел на пышную хвойную постель. Ледяные пятки обратил к огню. Жиганов ненароком накинул ему на плечи свою телогрейку. Вынул из берестяного пестеря газетный сверток, спросил с почтением, без тени улыбки:
— Есть как будем: в пай или по углам?
Артем сглотнул слюну в горло, но достоинства не потерял.
— Пожалуйста, не обращайте на меня внимания, я не хочу.
— Ежели святым духом сыт, как угодно... Наше дело предложить, ваше отказаться...
— Я хотел в деревне закупить провиант, а в магазине очередь за дрожжами...
— О, и я о том! Не люблю голытьбу! — разделил Жиганов содержимое свертка на равные части. — Жевани яичко, пофорсил и будя. Соседку спрашиваю: раз я такой-сякой, зачем к такому-сякому прешься за масличком и медом? И начнет нудить: «Разучились держать скотину. Ты, Прохор Андреевич, после войны лес не валил — особняком норовил от нас — охотствовал, а мы обезручились, отламываются рученьки...» Пьянствовать, сплетничать, воровать — не отламываются! Надо же, пошло, овцу со двора не выпусти...