— Вот это да! — сказала я. — Приятно видеть тебя таким веселым. Линда где-то здесь.
Он кивнул:
— Я хочу извиниться за свое поведение в тот вечер. Я получил от Линды такое недовольное письмо… что-то вроде нокаута по почте. Но это сработало. Я был в такой депрессии, что не находил в себе сил из нее выйти. Она устроила мне как раз то, что было необходимо, — шоковую терапию.
— Ей не очень-то сладко жилось все это время, — сказала я. — Пойди и успокой ее немного.
Он приложил руку к голове, словно на ней была форменная фуражка.
— Будет сделано. Потанцуешь потом со мной?
А он не такой уж плохой, подумала я. Я даже почти простила ему неприятности, которые он мне доставил.
Заиграла музыка, и зал наполнился танцующими парами. Кто-то рядом сказал:
— Могу я пригласить вас на танец, сестра Kapp?
Еще до того, как я увидела его, я знала, что это Дэвид Коллендер. Слишком взволнованная для того, чтобы ответить, я просто встала, и он взял меня за руку.
— Но я вас предупреждаю, твистовать я не умею, — сказал он.
У меня сложилось впечатление, что он пригласил меня на танец в знак перемирия.
— Это ничего, — пробормотала я и хотела прибавить: «Я могу вас научить, если желаете». Но у меня не хватило мужества.
Танцевать с Дэвидом Коллендером оказалось нелегко, наша пара привлекала к себе всеобщее внимание, и где-то там, среди толпы, я ощущала непримиримо-враждебный взгляд сестры Пиннок. Наше молчание становилось тягостным.
Вдруг я заметила, что он пристально смотрит на кого-то поверх моего плеча.
Танец кончился. Он отвел меня обратно, извинился и подошел к роскошно одетой женщине с красивым бледным лицом. Они, казалось, хорошо знали друг друга. Властным движением она взяла его под руку.
Я была неприятно удивлена. Кто была эта женщина, которая так явно заявляла о своих правах на него? И каким образом это вписывалось в женоненавистническую теорию доктора Коллендера? Я взглянула на Пиннок. Ее лицо потемнело от злости и разочарования. Не было сомнений — она ревновала.
Но я думала о другом: возможно, Дэвид Коллендер и не любил женщин. Даже сейчас, когда он сидел с этой красавицей в буфете, выражение его лица было отнюдь не счастливым. Но несомненным было одно — женщины его любили! И теперь я точно знала, что и сама не составляю исключения.
