Я молчала, не понимая, к чему он клонит. Он глубоко вздохнул.
— Послушайте, я в лепешку разобьюсь, но добьюсь того, чтобы вас оправдали. Вы не похожи на лгунью. Поверьте, у меня есть кое-какой опыт в этой области.
В его голосе неожиданно появилась горечь, затем он продолжил более спокойно:
— Скажите, то, что вы рассказали сестре Бретт, правда?
— Все до единого слова.
— Если бы у меня были подозрения в обратном, — подчеркнул он, — я бы преподал вам такой урок, которого вы не забыли бы никогда. Понимаете, я сам делал эту операцию. Это моя первая в жизни операция на щитовидке. Если пациентка не выживет, то мы оба вылетим из Райминстера — это я вам обещаю!
Я поежилась из-за угрозы в его голосе, который вдруг снова изменился.
— Как бы то ни было, я буду вас отстаивать. И запомните, если вы сказали правду, то у вас есть свидетель, который к завтрашнему дню достаточно окрепнет, чтобы подтвердить вашу невиновность.
Я поняла, что он имеет в виду миссис Аллен.
— Вряд ли она будет свидетельствовать против мужа, — усомнилась я. — Начать с того, что она его панически боится…
— Предоставьте это мне, сестра, — сказал он. — Вы забываете, что зачастую женщины склонны идеализировать и наделять сверхъестественными способностями хирургов, которые их оперировали. Не волнуйтесь — она расскажет мне все, что я захочу узнать… Кстати, как вас зовут? Вы ведь новенькая, не так ли?
— Меня зовут Дженни Kapp, — сказала я. — Я из Олдхэма.
Он кивнул и повернулся, чтобы уйти.
— Ну, ладно, я пойду, а то, если медсестру увидят болтающей с доктором, это не принесет ей ничего хорошего. Да и у меня с репутацией не все гладко.
— Спасибо, вы были очень добры ко мне, — сказала я почти шепотом, — до того, как вы заговорили со мной, я собиралась сделать какую-нибудь глупость, может быть, даже бросить все и убежать.
Он покачал головой:
— Вот этого никогда не делайте. Бегство не решает проблем. И поверьте мне, я знаю, о чем говорю. Спокойной ночи, Дженни.
Он развернулся на каблуках и быстро исчез в сгустившемся вечернем сумраке.
Я осталась стоять одна под ярко освещенными окнами палат, слушая вечный, никогда не смолкающий гул больницы: шум работающего лифта, поскрипывание колесиков каталок, гудение стерилизатора. Мой первый день в Райминстере подошел к концу.
Это был день, наполненный сомнениями и завершившийся такой неудачей. И все же, несмотря на это, светлой звездой осветило этот день сознание того, что Дэвид Коллендер отнесся ко мне по-дружески. И в глубокую ночную тьму я вознесла молитву за него, потому что за его резкими манерами я почувствовала его незащищенность. Но потом я напомнила себе, что он — подающий надежды хирург, несомненно нацеленный на большую карьеру, а я — всего лишь сиделка на втором году обучения, и к тому же не слишком преуспевающая. Вряд ли мне когда-нибудь еще удастся поговорить с ним так же дружески, как сегодня.
