Ли понимал, что как человек он в ее глазах ничего не значит, хотя для нее, собственно, никто ничего не значил. Жила исключительно для себя, и любой, кто оказывался в орбите жизни Люсиль, воспринимался лишь как предмет из воздвигнутой ею оранжереи. Если «предмет» соответствовал ее представлению о себе, принимала. В противном случае — просто игнорировала.
Оказалась неумелой хозяйкой, скверной и ленивой кулинаркой без фантазии. Ли в конце концов вынужден был признать, что она глупа, ленива, бесчувственна, жадна, легкомысленна и удивительно груба. Надеялся, что с появлением ребенка Люсиль изменится, но когда выяснилось, что детей не будет, одновременно с чувством вины испытал облегчение. Жил с ней рядом без радости, как и она с ним. Но о разводе не помышлял, чувствуя себя ответственным за жену. И представляя, какой она станет лет через двадцать — толстой, расплывшейся, сварливой — ощущал тяжесть в груди и сердечный спазм. Ясно было, что Люсиль может помешать и его карьере, хотя сейчас это не так уж важно. На торжественных празднествах в колледже ею восхищались, как игрушкой, а если она раскрывала рот, изрекая пустяки и пошлость, предпочитали называть это остроумием. Люсиль — жена-куколка.
Особенно угнетало то, что ей удалось убить в нем желание писать новый роман — все попытки кончились крахом. Претило ему даже сознание, что она дома, раздражали безразличная скука на лице, недовольные, многозначительные вздохи — чувствовала себя обманутой, считая, что живут слишком бедно. Люсиль не знала цены деньгам и не умела с ними обращаться, но была уверена, что ей следовало тратить гораздо больше, чем он приносил в дом. Ее желания были детские: сверкающая машина, членство в клубе, норковая шуба, путешествия, платья, прислуга на целый день и настоящие изумруды. Ничего подобного Ли, разумеется, не мог ей предоставить, значит, он ее обманул. И ее семейству тоже казалось, что Ли — обманщик.
Не имея возможности заняться тем, о чем мечтал, Ли заполнял свободное время внеурочной работой. С радостью брал на себя любые обязательства, чтобы избежать бесконечных вечеров, когда они поглощали очередную мороженую гадость, купленную в кулинарии, — так называемый «телеужин», и он пытался читать в маленькой полутемной гостиной, пока Люсиль жила в вымышленном мире голубого экрана.
Супружество превратилось в постоянное вооруженное перемирие. Где-то в глубине души тлела надежда, что Люсиль по глупости или со скуки впутается в какую-нибудь отчаянную историю, которая избавит его от обязательств, и он вздохнет спокойно. Однако, хотя он и подозревал, что дома лишь очень немногие из ее смазливых знакомых не вкусили с ней плотских утех, теперь, пожалуй, она хранила верность. Почти все время проводила с Рут — пухлой брюнеткой, женой торговца машинами, живущей в трех кварталах от них, тоже на Аркадия-стрит. Рут была из того же теста: послушав минут пятнадцать их разговор, он испытывал неудержимое желание, запрокинув голову, взреветь, словно раненый гризли.
