Бодруган повернулся к Изольде. Он едва коснулся ее руки, а она даже не подняла головы и не улыбнулась ему. Их сдержанность, несомненно, была вызвана осторожностью: любое слово, сказанное слишком доверительно, могло бы быть превратно истолковано.
Ноябрь… Май… Со времени приема, устроенного в монастыре в честь приезда епископа, прошло целых полгода, которые я перепрыгнул одним махом.
— Где Джоанна? — спросил Бодруган.
— В комнате наверху, — ответил Уильям. И только тут я заметил его сходство с Изольдой. Это был Уильям Феррерс, ее брат, но только лет на десять — пятнадцать старше: его лицо было испещрено морщинами, волосы припорошены сединой.
— Ты ведь знаешь, что нас беспокоит, — продолжал он. — Генри никого к себе не подпускает, кроме французского монаха Жана. Ни от кого, кроме него, он не принимает помощи, отказался от услуг хорошего лекаря, которого мы привезли с собой из Девона. Теперь уже ясно, что монах не справился: больной без сознания, и конец близок — вероятно, остались считанные часы.
— Но если такова воля Генри и он при этом не испытывает страданий, о чем тогда говорить?
— Потому что все делается не так, как положено! — воскликнула Матильда. — Генри дошел до того, что высказал желание быть похороненным в монастырской часовне. Этого просто нельзя допустить. Всем известна репутация монастыря, недостойное поведение самого приора, распущенность монахов. Нечего сказать, подходящее место, чтобы такой человек как Генри — с его-то положением! — обрел там вечный покой. Это значит — опозорить нас на весь белый свет!
— Какой такой свет? — спросил Бодруган. — Этот твой свет охватывает всю Англию или только Девон?
Матильда побагровела.
— Не думай, что мы все забыли о твоих подвигах семь лет назад, — сказала она. — Изменник, вставший на сторону развратной королевы, которая осмелилась пойти войной против своего сына, нашего законного монарха — вот кто ты! Немудрено, что французы имеют в твоем лице надежного союзника, чего ни коснись: ты с одинаковым рвением будешь приветствовать неприятельскую армию, если она одолеет Английский канал[3] и вторгнется на наши земли, и защищать распутных монахов какого-то иностранного ордена.
Уильям положил руку жене на плечо, пытаясь ее успокоить.
— Не стоит бередить прошлое, так мы ничего не добьемся, — сказал он. — С кем был Отто во время бунта — сейчас это неважно. Однако… — Он посмотрел на Бодругана. — Матильда кое в чем права. Все же не подобает Шампернуну покоиться рядом с французскими монахами. Было бы во всех отношениях пристойнее, если бы ты позволил похоронить его в Бодругане, учитывая, что к Джоанне в качестве приданого отошла изрядная часть твоих земель. Со своей стороны, я почту за честь похоронить его в Бере, в нашей церкви, которую мы сейчас перестраиваем. В конце концов, Генри мой кузен: он мне такой же близкий родственник, как и тебе.
