– Да долго рассказывать…
– Ну и расскажи, раз начала. Чего, Ленька не хочет алименты платить?
– Нет. Не хочет.
– Слушай, а откуда он узнал, что… что мы с тобой…
– Не знаю, Дим. Он письмо от кого-то получил. А потом уехал. На суды теперь его адвокат ходит.
– А на фига ты вообще связалась с этими судами?
– Да… Кто бы мне самой на этот вопрос ответил… Так получилось, Дим. Тогда надо было Юльку доучивать, и у Ваньки проблемы были, и мама болела… В общем, смалодушничала я. Уступила. А теперь уж чего – теперь и дороги назад нет. Теперь и Мстислава отступать не хочет. Как говорится, колесо правосудия завертелось и не может остановиться… Мстислава говорит, что осталось только квартиру на меня оформить…
– Не понял… Какую квартиру? При чем тут алименты и квартира?
– Долго объяснять, Дим. Да и не хочется.
– Ну почему? Давай уж все рассказывай. Сама ж начала.
– Да тут особо и рассказывать нечего, знаешь… И не я это придумала, чтоб накопившийся долг по выплате алиментов на Ленину долю в квартире обратить. Теперь так получилось, что я единоличной квартирной собственницей буду.
– А… большая квартира-то? – тихо спросил Димка, внимательно вглядываясь в сырое окно. Потом слепо пошарил рукой по облупившемуся подоконнику, нащупал и выудил новую сигарету, щелкнул зажигалкой, прикурил. Затянулся глубоко и резко, будто вздохнул.
– Большая.
– И что, ее потом продать можно будет?
– Ну да, наверное… – пожала плечами Майя, болезненно нахмурившись. – Там район хороший, престижный… Можно быстро продать… Не в этом же дело, Дим! Какая разница, большая она или маленькая, продать или не продать! Все равно я к ней, если по справедливости, никакого отношения не имею…
– Как это – не имеешь? Теперь получается, что как раз имеешь, и самое прямое.
– Ну да. Если юридически. А так, вообще… Ты знаешь, мне иногда кажется, что все это будто не со мной происходит… Будто я лечу и лечу куда-то… Такой, знаешь, тягучий, растянутый по времени полет в пропасть, и ждешь не дождешься, как бы до дна долететь да разбиться вдребезги… Поначалу вообще лететь страшно было, а потом я… будто отупела. Обвыклась. Ничего уже не чувствую.
– Что, вообще ничего не чувствуешь? И меня тоже не чувствуешь? – обернулся он к ней с улыбкой. Странная была у него улыбка – отдельная от лица. Губы улыбались, а глаза будто думу думали. Такие глаза бывают у человека, вынужденного принимать срочное и важное жизненное решение. Сейчас или никогда. Вроде как и не хочется это решение принимать, а надо… Снова обернувшись к окну, переспросил требовательно: – Ну, чего задумалась? Не любишь, значит?
