Деревня дураков | страница 12



– Ну, дед, ну, старый пень, – медленно и хрипло говорила она. – Я ж не водки, я хлеба прошу. Купи буханку, не жилься. Два дня не жрамши.

Пенсионер Гаврилов, брезгливо поджав губы, бросал в пакет синеватые птичьи пальцы.

– Хотя какой с тебя спрос, своего барбоса, и того морожеными когтями моришь, – усмехнулась женщина и тут заметила нового покупателя. – Царица небесная, это кто ж такой божественный?

Продавщица и пенсионер оторвались от своих занятий и вперились в отца Константина.

– А, наслышаны-наслышаны, – мигом сориентировался Гаврилов. – Мы церковь любим, уважаем. В праздники – дома не убираем, не готовим, целый день у телевизора сидим. Всё как положено.

– Ангел святой, купи вдове чекушку! – встряла женщина в жилетке.

– Любка, не приставай! – шикнула продавщица.

– А чего? Он должен вдовым помогать!

– Это чья же ты вдова? – набросился на Любку пенсионер Гаврилов. – Семерых таджиков с лесопилки? Психов из деревни? Так они еще живы! Лисица блудливая!

– Я всех мертвых вдова, – многозначительно произнесла Любка и сама поразилась, как складно у нее вышло.

Пенсионер Гаврилов расплатился за куриные лапы, пообещал отцу Константину зайти вечером в гости и с достоинством удалился.

Отец Константин смотрел на мотки веревок, секаторы и голубые галоши, разложенные в хозяйственной части магазина, и никак не мог сообразить, зачем пришел.

– Слушаю вас, – подчеркнуто вежливо обратилась к нему продавщица.

– Пожалуйста, хлеба.

– И зрелищ! – фыркнула Любка и закружилась по магазину, изображая зрелище.

Отец Константин протянул ей сыроватую буханку. Любка остановилась как вкопанная, только непослушная ухмылка продолжала блуждать по лицу.

– Мне? – ошарашенно выдохнула она.

– Ну, ты же просила.

– Возьмите вон еще сосисок, – подсказала продавщица. – А то и правда на одном спирте живет, как вечный двигатель.


Отец Константин вышел из магазина. Любка не отставала. Прижимая к груди пакет с чудесно обретенной провизией, она рассуждала о чем-то, что, по ее представлениям, соответствовало торжественности момента.

– Лисице Бог послал кусочек хлеба! – выкрикивала Любка. – А я в Бога не верю. Я верю в людей. Вот в тебя, например. Помог бедной вдове! Так и живем. Только решишь помереть, кусочек с неба – хлоп! Живи, мол, Любка, дальше! Как тут в Бога не верить! Я верю! Вот те крест! А ты – до чего ж расчудесный, на святого похож! Ты это, не святой, случаем?

– Нет, Люба, обычный человек.

– Ой! – умилилась Любка. – Лю-ба! Ну-ка, скажи еще раз! Меня так никто не называет!