Скорее всего, я находился в полубреду, потому что в какой-то момент понял, что во весь голос распеваю знаменитую походную песню Иностранного легиона, которой Легран научил меня пару столетий назад, когда мы еще считались братьями по оружию и разложение не коснулось наших душ.
Дождь разошелся уже вовсю, когда мы взобрались на гребень, и, посмотрев вниз сквозь серую пелену, я увидел вдалеке, за грязно-белой жижей, залившей все пространство, Беллону.
Подставив лицо дождю, я захохотал и выкрикнул в небо:
– Готовься, Бёрк! Теперь я достану тебя!
Потянувшись за уздечкой, я обернулся и увидел, что голова Джоанны слегка наклонилась на другой бок и ее глаза открылись. Она смотрела на меня, не узнавая, довольно долго, а затем тень улыбки пробежала по ее губам.
Говорить я не мог, только осторожно дотронулся пальцем до ее щеки, потянул за уздечку, и мы поплелись вниз. Слезы, смешиваясь с дождем, стекали по моему лицу.
Последний час спуска на подступах к деревне оказался самым трудным. Участки дерна, попадавшиеся теперь по пути, настолько пропитались водой, что по ним невозможно стало ступать. Несколько раз я поскользнулся и чуть не упал, но когда осел стал съезжать вбок, вырывая уздечку из руки, мое сердце ёкнуло. Казалось, еще немного – и он покатится вниз, но уздечка в последний момент удержала его.
Глаза Джоанны Траскот закрылись, и мне показалось, что она опять потеряла сознание. Я ухватил уздечку поближе к морде осла со всей оставшейся у меня силой, и мы начали спускаться по следующему дерновому полю.
Время опять остановило свое течение, и теперь я еще меньше отдавал себе отчет о происходящем, чем раньше. Мы брели и брели сквозь непрекращающийся дождь, скользя, и спотыкаясь, как единое целое с ослом. И опять тот же голос запел походную песню, которая прокатилась когда-то от нагорья Ахаггар в Северной Сахаре до болот Индокитая.
Я провалился в темноту, где слабо мерцала только одна золотистая точка в конце туннеля, к которой я постепенно приближался. Но, дойдя до нее, вдруг выяснил, что стою, в полном изнеможении вцепившись в уздечку двумя руками. Когда потерялась моя самодельная шина и отвязалась правая рука, не знаю. Вероятно, в какой-то момент она стала мне необходима. Хотя кровь обильно промочила бинты на плече, рукой я уже мог пользоваться, и мне даже показался красивым ярко-красный цвет на фоне смазанных зеленовато-коричневых пятен моего камуфляжного костюма. Мир представлялся живой живописной картиной, на которой кровь смешивалась с зеленью, а дождь набрасывал на все свою серую пелену.
