Мысль о матери отозвалась в сердце неожиданно острой болью. Воспоминание накрыло лавиной, четкое и яркое. Мама, вошедшая в комнату солнечным утром… хрустящий сверток в ее руках… и странный, грустный взгляд родных глаз, когда она произнесла: 'Как же ты быстро выросла, доченька…' А я лишь засмеялась тогда. Как давно и недавно это было… Я бы не раздумывая отдала свою жизнь, да что там! — заложила бы дьяволу души всех людей мира — лишь бы вернуть тот проклятый миг, когда я стояла у широкого окна аэропорта, провожая взглядом тающий в сумерках, мигающий огонек самолета… Последний день, когда я видела свою маму. Я даже тела ее не получила. Их с Эдом так и не нашли среди руин.
Я захлопнула створку шкафа и уставилась на свое отражение в зеркальной поверхности. Я была похожа на маму. Золотисто-каштановые непослушные вихры, бледное треугольное лицо, всегда немного удивленные, темно-серые глаза… Время сделало их взгляд из доверчивого угрюмым, как у волчонка.
Решительно вытерев слезы, я принялась воевать с хитроумными застежками на платье. Слезами ничего не вернуть и не изменить, это я поняла давно и слишком хорошо. Нет, ни Бог, ни Сатана не увидят моих слез. Никогда.
… Морган, как истинный англичанин, прибыл секунда в секунду. Сверху мне было слышно, как они с Тихорецким затеяли очередное церемонное расшаркивание и обмен любезностями. Казалось, запах дорогого парфюма (впрочем, весьма приятного) проник и на второй этаж.
— Надеюсь, мой визит доставил вам не слишком много неудобств, — донесся до меня мужественный британский баритон. В ответ Тихорецкий пробасил не менее галантно:
— Ну что вы, к нам так редко заходят гости, Геля совсем тут со мной заскучала. Мы вам только рады. Тем более, она о вас такого высокого мнения…
Представив тщеславную улыбку, расползающуюся по холеной джентльменской физиономии, я решила, что самое время мне спуститься, пока Тихорецкий не сморозил еще одну очаровательную глупость. Нарочито громко застучав каблучками, я принялась спускаться по ступенькам.
Детектив превзошел все мои ожидания. Светское, строгого покроя пальто он сменил на кожаный разлетающийся плащ, из-под которого выглядывала черная рубашка с модным стреловидным воротником и кожаные же штаны. Темные волосы спускались на плечи аккуратными волнами и подозрительно блестели — видимо, смазал какой-то гадостью. В одной руке демонически прекрасный гость сжимал пышный букет белых лилий, в другой — пузатую винную бутылку в футляре из соломки. Рядом с ним откровенно рыжий Тихорецкий, так и не снявший передник, смотрелся более чем уморительно. Я прыснула со смеху.
