— Ты его любишь?
Яна вздрогнула, но не от ярости в его голосе, сейчас напоминающем рычание, а от неожиданности вопроса.
— Что?
— Почему ты с ним поехала?
— Но… мы же с ним друзья, он хорошо ко мне относится… ведь мне и вправду одиноко тут — ни общения с подругами или родителями, ни прогулок, ни даже походов в магазин! Ты днем спишь, ночью развлекаешься, а мне что делать?
— А ты думала, жизнь слуги Истинного проста и весела?
— Но ведь не я себе эту жизнь выбрала, Каин…
— Ты не ответила на вопрос, — он сжал ее плечи, впиваясь когтями ей в кожу. — Что у тебя к нему?
Она испуганно смотрела в его глаза, в которых мелькали тени безумия. Скажи она ему правду — не свернет ли он ей тут же шею, этот ненормальный?
— Отвечай! — теперь его пальцы сомкнулись на ее горле; беспомощная, как котенок, она оказалась прижатой к стене и прохрипела, судорожно удерживая обрывки дыхания:
— Он… мне… нравится…
Каин отпустил ее горло, но она была по-прежнему пленницей в кольце его рук. И почему она не послушала свою интуицию? Знала же, что ничем хорошим эта прогулка не кончится…
— И как далеко зашло это твое 'нравится'? — зловещим тоном поинтересовался он.
— Это моя личная жизнь, — просипела она, холодея от ужаса: откуда только храбрости набралась ему дерзить…
— Что ж, слова ни к чему, когда есть кровь. — усмехнулся он.
Яна не успела сообразить, что он имел в виду, как он уже впился ей в горло. Это было и неожиданно, и больно: ни грамма от того неземного блаженства, которое сопровождало 'поцелуй вампира' в романтических книжках для девочек-подростков. Возможно, из-за ее устойчивости к гипнозу, а возможно, потому, что Каин и не пытался быть хоть чуточку бережнее… Она почувствовала, как он сделал пару глотков ее крови из охваченной огнем раны, а затем, скрипнув клыками, нехотя оторвался от нее. В следующее мгновение ее тело обрело свободу, выскользнув из разжавшихся рук вампира, и обмякшим кулем сползло по стене на пол. Яна подняла руку, зажав ладонью кровоточащую ранку, которая все еще пульсировала тупой болью. Алекс ошибся. Каин все-таки сделал ей больно. Сделал.
Он стоял над ней, не веря в то, что сотворил. Ярость и ревность заволокли его рассудок, и без того надломленный бременем прожитых столетий, а теперь содеянного не вернешь. И вот она сидит у его ног, глядя ему в лицо блестящими от слез, непонимающими глазами, в которых уже никогда не будет прежней доверчивости. А ему стало лишь больнее от того, что показала ему ее кровь. Поцелуй. Она подарила Александру поцелуй. Искренний. Страстный. И даже не сопротивлялась…
