Выходя из такси позади отеля «Чиусарелли», я рада была отдать водителю все, что угодно, но при виде слишком щедрых чаевых таксист покачал головой и вернул большую часть.
- Мисс Толомеи! - чуть ли не в панике кинулся ко мне диретторе, едва я вошла в вестибюль. - Где вы были? Только что заходил капитан Сантини. В форме! Что происходит?
- О! - попыталась улыбнуться я. - Может, он хотел пригласить меня на чашечку кофе?
Диретторе Россини гневно глянул на меня, приподняв брови заостренной аркой неодобрения.
- Мне не показалось, что капитан был здесь с романтическими намерениями, мисс Толомеи. Я настоятельно предлагаю вам ему позвонить. Вот его телефон. - Он благоговейно подал мне визитку, словно святую облатку. - На обратной стороне, видите? Я полагаю, - повысил голос диретторе Россини, когда я прошла мимо него по гостиничному холлу, - что вам следует позвонить ему немедленно!
Чтобы открыть мамину шкатулку, мне потребовался почти час и несколько походов на ресепшен. Перепробовав все имевшиеся в моем распоряжении инструменты: ключ от номера, зубную щетку и телефонную трубку, - я сбегала вниз одолжить пинцет, затем кусачки для ногтей, иголку и, наконец, отвертку. С каждым моим появлением диретторе Россини становился все мрачнее.
В конце концов, мне удалось справиться с задачей, не просто открыв заржавевшую защелку, а отвинтив весь запорный механизм, что заняло довольно много времени - отвертка оказалась маловата. Но я опасалась, что диретторе просто взорвется, если я еще раз спущусь на ресепшен с просьбой.
Упрямство замка сверх всякой меры подогрело мои ожидания, поэтому я откинула крышку, задыхаясь от нетерпения и предвкушения. Исходя из легкости шкатулки, я убедила себя, что там что-то хрупкое и очень ценное, но, открыв ее, увидела, что ошиблась.
Внутри не оказалось ничего хрупкого, там были только бумаги, и без всяких водяных знаков. Ни денег, ни акций, ни купчих на крепости, лишь письма в конвертах и разные печатные тексты, скрепленные степлером либо скатанные в трубку и удерживаемые потрескавшимися резинками. Единственными более-менее вещественными предметами были блокнот, исписанный каракулями и закорючками, дешевое издание «Ромео и Джульетты» в мягкой обложке и старое распятие на серебряной цепочке.
Некоторое время я рассматривала распятие, размышляя, достаточно ли оно старинное, чтобы оказаться ценным, но это было сомнительно. В любом случае это всего лишь серебро и, насколько я понимала, в нем нет ничего примечательного.
