Только мальчишки, вскарабкавшиеся на кирпичный свод, собственными глазами увидели заключительную часть безумной эскапады Ромео, и к какому бы клану ни принадлежали их родственники, толпившиеся внизу, не сдержали восторженных воплей при виде безрассудного зачинщика, стрелой влетевшего в ворота, такого уязвимого без брони и шлема, преследуемого сворой обезумевших врагов.
Судьба многих Палио решалась в Порта-Камоллии. Тот, кто оказывался у ворот раньше других, получал хороший шанс сохранить лидерство на узких городских улочках и первым въехать на пьяцца Дуомо. Основную опасность за городскими стенами представляли дома-крепости, возвышавшиеся по обе стороны дороги. Невзирая на закон, гласивший, что, если из окна такой башни будет намеренно брошен какой-либо предмет, дом надлежит снести до основания.
Божьим произволением или дьявольскими кознями, в зависимости от того, к какой контраде принадлежал участник скачки, цветочные горшки и булыжники градом сыпались на всадников, галопировавших по улицам. Однако наказание следовало редко - мало кто из городских чиновников брал на себя труд собрать единодушные и достоверные показания о причинах несчастных случаев на Палио.
Птицей пролетев под воротами и ворвавшись в Сиену первым, Ромео прекрасно помнил, что поступает наперекор советам отца. Команданте приказал сыну не лезть в лидеры скачки именно из-за летевших из окон увесистых предметов. Даже всадников в броне часто спешивал метко брошенный терракотовый горшок, а без шлема наездник рисковал вообще отправиться на тот свет, еще не коснувшись земли.
Но Ромео не мог позволить себя обойти. Слишком много сил он положил, чтобы вырваться вперед, и мысль пропустить троих соперников, даже в интересах стратегии и самосохранения, показалась ему столь же нелепой, как вообще сдаться и предоставить остальным заканчивать скачки без него.
Поэтому, он пришпорил коня и под громоподобный топот копыт ворвался в город, пробороздив людское море, как Моисей океан, не оглядываясь и поручив себя воле Девы Марии, прочертившей его путь божественным стилом и распростершей над ним покров от всех падающих с неба несчастий.
Он не различал лиц, рук, тел; дорогу сдавливали живые стены с узором вопящих ртов и выпученных глаз - ртов, которые не издавали ни звука, и глаз, различавших только черное и белое, соперника или союзника, не способных беспристрастно оценить ход скачек, ибо для обезумевшей толпы не существует истины. Здесь царят эмоции, правит надежда и настроение толпы всегда сильнее правды одного.
