— Ну же, приятель, дай поиграть сестренке.
— Она все испортит.
— Не вредничай.
Мальчик бросил пульт на пол, неуклюже поднялся и ринулся в свою комнату, хлопнув за собой дверью.
Схватив отца за руку, Мелисса смотрела ему в след.
— Хочу играть. — Она вновь заплакала.
— Так играй.
— Я хочу играть с Адамом.
Гектор выудил сигарету из пачки, лежавшей в кармане:
— Конечно, ты тоже должна играть в видеоигры. Адам был не прав. Через несколько минут он придет и поиграет с тобой, вот увидишь.
Эти дежурные фразы он умышленно говорил монотонным, почти напевным голосом, словно читал детский стишок. Но успокоить Мелиссу было не так-то просто.
— Хочу играть с Адамом, — выла она, крепче стискивая руку отца.
Его первым инстинктивным порывом было оттолкнуть ее. Снедаемый чувством вины, он нежно погладил малышку по волосам, поцеловал ее в макушку:
— Хочешь пойти со мной на рынок?
Рев прекратился, но Мелисса еще не была готова признать свое поражение. Горестным взглядом она смотрела на дверь, за которой скрылся Адам.
Гектор высвободил свою руку из ее ладошки:
— Выбор за тобой, детка. Либо оставайся здесь и играй одна, либо пойдем со мной на рынок. Что лучше?
Девочка не отвечала.
— Ладно, — Гектор пожал плечами и сунул в рот сигарету. — Выбор за тобой.
Он зашагал на кухню. Вслед ему снова послышалось нытье.
Айша вытирала насухо руки. Она кивком указала на часы.
— Знаю, знаю. Просто хочу выкурить спокойно одну чертову сигарету.
Он думал, Айша тоже начнет упрекать его, но ее лицо расплылось в улыбке. Она чмокнула его в щеку:
— И кто виноват на этот раз?
— Адам. Разумеется, Адам.
Гектор сел на веранде и закурил. Он слышал, как Айша спокойно беседует с дочерью. Он знал, что она стоит на коленях рядом с Мелиссой и играет с ней в компьютерную игру. Он также знал, что скоро из своей комнаты выйдет Адам, сядет на диван и будет наблюдать, как играют мама с сестренкой. И уже через минуту дети будут играть вместе, а Айша потихоньку вернется на кухню. Он восхищался терпением жены. Сам он не мог похвастаться таким достоинством. Иногда он спрашивал себя: будут ли дети уважать его, когда станут старше, и, вообще, любят ли они его?
Конни его любила. Она сама ему говорила. Он знал, что она испытывала почти физическую боль, когда признавалась ему в любви; казалось, она давится словами. Ее страдания усугубляли его собственное чувство вины. Айша, конечно, часто говорила, что любит его, но всегда спокойно, равнодушно, словно изначально, с тех самых пор, как у них завязались отношения, она была уверена в том, что ее чувство взаимно. Но нельзя признаваться в любви бесстрастным тоном. Конни выпалила свое признание в ужасе, не зная, чего ждать в ответ, не веря в то, что за тем последует. Она не смела посмотреть ему в лицо и сразу же сунула в рот прядь волос. Он бережно вынул прядь из ее рта и поцеловал ее в губы. «Я тоже тебя люблю», — ответил он. И не солгал: он и в самом деле ее любил. Многие месяцы ни о чем другом думать не мог. Но признаться ей в любви не решался. Конни первая призналась ему в любви. Ей пришлось признаться первой.
