, включавшие в себя элементы религиозной этики ее матери, но отвергавшие бескомпромиссные предписания ее кальвинизма. Рози была красавицей. Она могла бы стать моделью, моделью арийского типа, с неприязнью думала Анук. Рози, когда хотела, могла быть злоязычной стервой, не терпящей лицемерия. Сейчас бы ей не помешало немного былой жесткости. Было бы куда лучше, если б она не носилась как чокнутая со своим мужем и сыном.
Мужчина за соседним столиком поднялся и направился к стойке бара. Проходя мимо них, он опять улыбнулся. Он был высок ростом. А вот Рис рослым не был — только этим он и не устраивал ее как любовник. Сладостное тепло, усиливаемое алкоголем, разлилось по ее телу, волны сладострастия исходили из ее чресл. Ей хотелось заниматься сексом постоянно. Ей хотелось переспать с мужчиной за соседним столиком. Вот бы сделать это прямо сегодня вечером. Анук вновь сосредоточила внимание на беседе. Айша и Рози все еще горячо спорили.
Анук протестующе вскинула руку:
— Может, хватит, а?
— Ладно, — согласилась Рози и тут же быстро добавила: — Но все равно я считаю, что вы обе слишком строго судите молодых женщин. Вы забываете, что нам было легче жить. Бесплатное образование, социальное обеспечение, феминизм. И так далее.
Злость на Рози прошла. В ее словах был свой резон.
— Думаю, меня бесит, что они все какие-то безликие, все косят под Голливуд. — Анук вспомнила, как рассвирепела на молодых девчонок за то, что они отнеслись к ней так, будто ее вовсе не существовало. Их развязная походка, внешний вид, манера одеваться отличались от той заносчивости, что была свойственна в юности им самим. Те девочки-подростки на улице всем своим видом выражали глумливое безразличие к окружающим, которое пестовали в них средства массовой информации. Каждая из них была зациклена на своем собственном «я». Все остальное для них была недостойная их внимания шелуха. И ведь она сама работает в индустрии, которая создает таких вот юных монстров. Ей стало противно до глубины души. Приятная чувственная эйфория, которой она тихо наслаждалась, полностью исчезла. Она чувствовала себя усталой, старой; легкие болели. Она посмотрела на подруг. Те согласно кивали.
— Меня это тоже бесит. — Айша наконец-то закурила. — Мне не нравится, что все вокруг теряет индивидуальность.
— И в этом есть доля моей вины.
— Это ты о чем?
— Попробую объяснить. Например, я целый год провела в Загребе, учила хорватских сценаристов и режиссеров, как создать свой сериал на основе австралийской эпопеи о семье из мельбурнского пригорода, который, в свою очередь, базируется на концепции провальной немецкой «мыльной оперы». Не думаю, что после этого у меня есть право обвинять кого-то в проституции.
