Гектор глянул на свои сандалии и улыбнулся:
— Этот оборванец спрашивает: что-нибудь купить?
— Не-а, — мотнула она головой. — Если мне не изменяет память, ты вроде на рынок с утра собирался, да?
— Разве я отказываюсь?
Она бросила взгляд на настенные часы в кухне:
— Тогда поторопись.
Гектор раздраженно промолчал. Он не хотел суетиться сегодня утром. Хотел провести это утро неспешно и спокойно.
Он взял субботний номер газеты, бросил на прилавок десятидолларовую купюру. Мистер Лин уже потянулся за золотой пачкой легких сигарет «Питер Джексон», но Гектор остановил его:
— Нет, не эти. Сегодня я возьму «Питер Стайвезант Редз». В мягких пачках. Две. — Гектор убрал десятидолларовую купюру и выложил на прилавок двадцатку.
— Перешел на другие сигареты?
— Курю последний день, мистер Лин. Завтра бросаю.
— Молодец. — Старик улыбнулся ему. — Я выкуриваю всего три в день. Одну утром, вторую — после обеда и третью — когда закрываю лавку.
— Мне бы так. — Но последние пять лет он только и делал, что бросал и вновь начинал курить, давая себе слово выкуривать не более пяти сигарет в день. Почему бы нет? От пяти сигарет вреда большого нет. Но потом его рука сама собой тянулась за следующей сигаретой, потом за следующей — и так, пока пачка не пустела. Каждый раз. Он завидовал старому китайцу. Вот если б ему удалось остановиться на трех, четырех, пяти сигаретах в день. Увы, не получалось. Сигареты для него были как коварная возлюбленная. Полный благих намерений, он заливал пачку с сигаретами водой из-под крана и кидал ее в мусорное ведро. Чего только он не перепробовал, пытаясь избавиться от пагубной привычки: резко бросал курить, прибегал к гипнозу, никотиновым пластырям, жевал жвачку. И несколько дней, неделю, один раз даже целый месяц ему удавалось не поддаваться искушению. Но потом он украдкой выкуривал сигарету на работе, или в пабе, или после ужина и мгновенно возвращался в объятия своей жестокой возлюбленной. И месть ее была беспощадна. Он вновь поклонялся ей, не мог утро без нее пережить. Противостоять ее чарам было невозможно. Однажды воскресным утром, когда дети были у родителей, а они с Айшей неторопливо, с грациозной медлительностью предавались восхитительным радостям любви, он, сжимая ее в объятиях, прошептал: «Я люблю тебя, ты — мое счастье, моя отрада». Она повернулась и, глядя на него с сардонической усмешкой на губах, ответила: «Нет, не я. Твоя истинная любовь — табак, курево — твоя отрада».
