* * *
Пьер ходил в расстегнутых рваных штанах, не мылся, от него плохо пахло, но он был де ля Фейяд, аристократ, поэтому «белые русские» — потомки первой волны русской эмиграции — не считали для себя зазорным приглашать его на разные званые вечера и семейные праздники.
Барон Чигирев, который жил в маленькой тесной квартирке блочного пятиэтажного дома в десятом арондисмане, плотного сложения, с воспаленным взглядом и красным опухшим от пьянства лицом, был его приятелем. Своей жене барон часто повторял, что Пьер не такой, как все, и что он его очень любит. Сам Пьер в равной мере ненавидел и буржуазию, и аристократов, он считал себя анархистом.
Однажды Пьер предложил Марусе сходить с ним и с Галей на свадьбу одного из многочисленных здешних князей или графов, из белой эмиграции. Они обычно женятся на своих, причем плодятся со страшной силой, как тараканы. Они обязаны таким образом поддерживать породу, это Марусе потом объяснил Пьер. Поэтому у них у всех по десять детей, а то и больше.
Маруся хотела оказаться, но не смогла. Она уже два дня ничего не ела, а Пьер уверял, что на свадьбе очень хорошо кормят. Пьер радостно вывел машину со двора, Галя села рядом с ним, Маруся — сзади, и они поехали в центр. По дороге Пьер говорил без умолку, он был очень рад, что его сопровождают две дамы.
Недалеко от парка, где происходила свадьба белых русских, они спустились в паркинг, чтобы оставить там машину. Паркинг представлял собой страшный ободранный бетонный коридор, заполненный запахом бензина и выхлопными газами, казалось, отсюда невозможно найти выход.
— В паркингах иногда происходят странные вещи…, - задумчиво сказал Пьер, загадочно посматривая то на Галю, то на Марусю.
Маруся надолго запомнила, какая на той свадьбе была необычайно красивая зеленая трава, яркая, как будто ее покрасили, все это происходило в Монжероне в парке. Как в Советской России раньше перед приездом на смотр войск какого-нибудь важного лица, генерала, например, чистили черным гуталином шины машин и красили зеленой краской траву, чтобы было красиво. И на такой яркой зеленой траве стояли столы, покрытые ослепительно белыми накрахмаленными скатертями. Столы были большие, прямоугольные, на них были тарелки с крошечными бутербродиками, самыми разными.
Все приглашенные расхаживали по этой травке, чинно переговариваясь. Дамы были в шляпках с вуалетками, и туфли у них были обязательно одного цвета с платьем. К столам никто не подходил и ничего оттуда не брал — значит, еще было нельзя. Потом появились лакеи в черных фраках и белоснежных рубашках, они разливали разные напитки, тут уж самообслуживание не допускалось, все сразу подошли к столам и образовалась даже небольшая давка, как у прилавков ленинградских магазинов, когда продавали, например, баночки с дешевым детским питанием. Лакеи очень здорово секли, кого надо обслуживать в первую очередь, они сразу видели, кто одет получше, да честно говоря, одежда была не так уж важна, у них социальное положение было написано на мордах. Их дети путались у них под ногами, но никто на них не кричал, наоборот, когда один ребеночек залез на стол, все стали на него умиляться, а потом так нежно его сняли.
