— Аминь, — сказало что-то за спиной: рокочущий голос долго тыкался в разрушенные стены душевых, ванных комнат и увяз где-то в пыли общего зала, а мы все не оборачивались.
— Ин номине падре, эт фили, эт спиритус санкци, — сказал я и подождал, но по-латыни оно не сказало ничего.
— Амен, — окончил я и обернулся.
Петька встал в стойку.
— Я думал сначала — менты, — проворчало оно и выплыло на лунный свет. — Курить нету?
— Я не курю, — сказал я и покашлял. — Туберкулез.
— А мне тренер не разрешает, — сказал Петька и сделал несколько подсечек. — Чтоб не потерять звание чемпиона республики.
— По бегу? — поинтересовался голос и совсем показался. Петька включил фонарик.
Здоровенный парняга метнулся к куче битого кирпича и размахнулся.
Петька щелкнул выключателем, и мы прилипли к стенам, боясь бежать, чтобы не получить удар в затылок.
— Включишь фонарь, выключу тебя, — спокойно предупредил парень и выбросил кирпич. — Всерьез не курите?
— Всерьез, — сказал я. — Никотин — яд, что в нем толку?
— Ты еще про долгожителей расскажи, — проворчал парняга. — Что за житуха покатила? Каждая вот такая, — он показал здоровенной ручищей над полом, — каждая вот такая малявка в юбке — с сигареткой пляшет, а два здоровенных парня — не курят.
— Петьке и вправду тренер не разрешает, — польщенный эпитетом "здоровенный", объяснил я. — А мне за компанию не хочется.
— Ну и ну, — удивился парняга. — Гриня меня зовут. Совсем малолетки, — сказал он, приглядываясь к нам. — Мне сперва показалось — милиция, потом — бичи, а вы… Вы что тут шарите?
— Клад ищем, — сказал я правду.
— Кла-а-ад, — уважительно протянул Гриня. — Это другое дело, — он оглядел мутные стены. — Я бы тоже в дело вошел, но у меня инструмента нет, а на заниженный пай я не пойду: гордость не позволит. Частенько находите?
— Только начали, — неохотно сознался Петька, и мы переглянулись: нам стало совестно, что мы так непроизводительно работаем.
— Найдете, — великодушно уверил Гриня. — Менты не стопорят?
— Чего?
— Я говорю, милиция не мешает?
— А какое милиции дело?
— Ну, братцы, — удивился Гриня. — Милиции до всего есть дело, на то она и милиция. Люди они добросовестные, хлеб зазря не едят. Сидел я с одним кладоискателем… где же, где же? — Гриня потер высокий и благородный — даже в лунном свете — лоб. — Во второй иркутской, кажись. Нет, в херсонской, — радостно вспомнил он. — Комаров там — страсть. За час прогулки крови больше выпьют, чем режимняк за весь срок в зоне.
