— Батя опять задурил, — хмуро пожаловался он.
Я постелил ему на койке, себе на табуретках, мы лежали и долго болтали о Грине, о кладах, о скорой практике, о Байроне, о ценах на рапаны и о том, что мне надо менять наждачный камень. Я уже засыпал, когда мне показалось, что какое-то матовое — даже голубое — сияние стало наполнять комнату. Я почувствовал, что куда-то падаю, падаю… Я все хотел повернуться на правый бок, в голове глухо шумело, но вдруг все прошло и я увидел, что иду.
Я повернул направо и увидел дорогу, ведущую к мостику через реку. На мостике стояло несколько человек. Они смотрели вниз. Я подошел.
Под мостом тонул человек. Одежда не пузырилась — видно, полностью намокла и гирей тянула бедолагу ко дну. Он еще колотил по воде руками, но губы уже вытянул трубочкой, чтобы захватывать ртом воздух, а не воду.
— Вы куда ж смотрите? — заволновался я. — Утонет.
— Все равно смерть — неизбежность, — сказал мужчина в соломенной шляпе. — Днем раньше, днем позже…
Остальные лениво молчали. На другой стороне реки молодой художник рисовал закат, иногда задумчиво поглядывая на тонущего.
— Да что же это такое? — возмутился я и стал расстегивать брюки.
Человек в соломенной шляпе посмотрел на меня с интересом и достал блокнот.
— Ваше имя? — спросил он.
— Марк.
— Возраст?
— Шестнадцать.
— Род занятий?
Никакого рода занятий у меня еще не было, и я почему-то сказал:
— Апостол.
— Сфера духовной жизни, — проговорил мужчина, записывая. — Представитель искусства.
Я, торопясь, стал расшнуровывать ботинки, и в это время все стали расходиться.
— Утонул, — сказал мужчина, заглянув через перила. — Одевайтесь.
— Странный вы человек, — сказал мужчина, когда мы самыми последними перешли мост и двинулись по пыльной дороге. — Я журналист, многих повидал, но решиться на такое, — он хмыкнул. — Неужели вы действительно прыгнули бы?
— Я вас не понимаю, — хмуро сказал я.
И вдруг мужчина заговорил горячо, сбивчиво:
— Еще немного, и начнется тридцать первый век. Да неужто я поверю в искренность ваших намерений? Времена юношеских порывов человечества миновали. Вернее, стайных порывов взаимоспасения. Мы слишком свободны, сильны и независимы и от природы, и друг от друга, а потому равнодушны для таких допотопных порывов. Не морочьте мне голову. Может, вам нужна путевка на модную грязелечебницу Венеры? Ах, молодой человек, какие там нежные медсестры!
— Мне ничего не нужно, — ответил я с досадой и вдруг рассердился: — А как же тогда — человек человеку друг, товарищ и брат? А как же тогда — возлюби ближнего, как самого себя?
