Голубая рапана | страница 13
Ее брат Болислав, мой дядя, ушел добровольцем и служил поручиком в Войске Польском, освобождал родину своих предков от фашистов и погиб где-то под Варшавой. Моя мать погибла вместе с отцом и всей труппой в одну минуту в пятьдесят седьмом; уже реабилитировали деда, уже мне было почти семь лет… Шофер труппы, пьяная сволочь, сел за руль автобуса, добавил полстакана по дороге, и праздничные гастроли для всех окончились — автобус слетел с серпантина крымской дороги. Восемнадцать человек сгорели заживо, приплюснутые к полу крышей салона, а сволочь успела выскочить. Ему дали десять лет — "катушка", больше за это преступление не дают. Несколько лет назад я видел его. Я специально ездил в Симферополь. Сытая крупная морда, золотая фикса, руки в машинном масле, легкая усмешка… Я даже не сказал ему, кто я, посмотрел и уехал.
Тетушка утверждала, что она самая несчастная из всех троих: брат счастлив тем, что погиб, освобождая родину, сестра — тем, что умерла вместе с любимым. "Они любили друг друга и умерли в один день", — говорит тетушка со счастливой улыбкой, вспоминая мою мать. Все счастливы, и лишь она, Изабелла Станиславовна, самая несчастная — одинокая и живая.
Я не разубеждал ее никогда: ощущение исключительности несчастья помогает жить.
Сколько я себя помню в доме тетушки, ее кто-нибудь да сватал. Однако после непродолжительного знакомства дело расстраивалось: может, жених начинал побаиваться вопросов тетушки, а может, та побаивалась выходить замуж, потому что за это могут расстрелять, — не знаю. Знаю одно: она работала санитаркой в детсадике, там женихов не было, а те, которых приводили или приходили сами, через неделю-другую исчезали со свадебного горизонта — к необыкновенной моей радости: я терпеть не мог женихов. Они так нелепо хрустели сахаром, когда пили чай, так длинно и умно говорили и так растерянно умолкали, когда тетушка вдруг спрашивала: "А за это не могут расстрелять?" Ну и что же? Сказали бы, мол, нет, не могут. Или — не знаю, дескать, пока ничего такого не слышно, и делу конец. Так нет же, начинали убеждать, доказывать, приводить примеры. Изабелла Станиславовна внимательно слушала, думая о чем-то своем, и как-то странно улыбалась: мол, вы так думаете? Ну-ну…
Гриня заявился к нам в летних брюках Петькиного отца, в его кремовой рубашке с засученными рукавами, в довольно еще приличных босоножках и поклонился тетушке: та стояла во дворе и собиралась уходить.