С тех пор я еще дважды влюблялся сломя голову и любил. А чтобы меня любили, за это опять же не поручусь. Кажется, никто меня по-настоящему не любил, и это немного грустно, тем более что я был симпатичный парнишка, не злопыхатель и весельчак. Впрочем, сейчас это серьезного значения не имеет, потому что с годами любовь как гипнотическое состояние, присвоенное единственно человеку, приобретает иной характер и некоторым образом хронические черты. Ее возбуждает и ею руководит уже не предстательная железа, а некий закоулок головного мозга, или те самые две хромосомы, которые нас отличают от обезьян. Оттого-то мы способны до самой гробовой доски испытывать стойкую привязанность к друзьям-товарищам, основанную на сродстве душ, дорогим местам, родной литературе, своему дому, где всегда тепло и приютно, к распоследнему русскому мужику.
Протестанты говорят «Бог есть любовь», и это отчасти так, но мы бы сказали: человек есть любовь, прежде всего любовь, и даже если больное животное, вырезавшее целое семейство, искренне любит мать, то это уже сравнительно человек. Ибо нет другого такого сверхъестественного чувствования, которое в большей степени отвечало бы понятию — «человек».
Вещи тоже нужно любить и лелеять, хотя бы за то, что с ними не скучно и не так одиноко жить.
