Отец уже сидел на своей любимой табуретке, прислонившись спиной к стене и облокотившись на старый, но добротный стол без скатерти. Иногда Иво казалось, что отец никогда не спит, потому что тот ложился позже сына, а вставал раньше.
В правой руке отец держал глубокую пиалу, а рядом с левой на столе стояла початая бутылка недорогого дагестанского коньяка. Все в отце было лаконично и законченно – длинные жилистые руки, глубоко запавшие черные глаза, коротковатый засаленный серый пиджак поверх футболки с двумя зашитыми дырочками на груди. И даже сандалии, у одной из которых не хватало оторванного ремешка, тоже вписывались в его облик.
Для всех отец выглядел как алкоголик, пытающийся показать всем, что он – тоже человек, тоже нормальный. Да и вел себя с чужими людьми так же. Но притворяться перед сыном было просто не нужно, поэтому дома он во многом позволял себе быть собой.
– Доброе утро, – привычно произнес Иво и, как всегда, не дождался ответа.
К вежливости его приучали в школе, и только там. О том, что со знакомыми надо здороваться и прощаться, говорить «приятного аппетита» или «будьте здоровы», он узнал вскоре после того, как попал в первый класс.
Иво прекрасно помнил те дни, когда он, не умеющий нормально ни читать, ни писать, ни даже толком разговаривать, угодил в галдящий буйный коллектив из тридцати с лишним детей. Они уже примерно понимали, что такое дружба, как играть в прятки и салочки, даже умели в любой ситуации оправдаться перед воспитательницей или учительницей, свалив все на кого-то другого.
Все это Иво пришлось изучать методом проб и ошибок, хотя ябедничать он так и не научился. К третьему классу он выровнялся с остальными детьми почти по всем предметам, и учительница перестала уделять ему какое-либо внимание, словно поставила напротив его имени в журнале галочку – «неинтересен».
– Грязно у нас, – внезапно сказал отец.
Иво с сомнением осмотрел комнату. Эта фраза была одной из десятка, которые парень слышал от отца дома, но обычно она произносилась, только если пыль уже скапливалась по углам комками, а сейчас она еще лежала ровно, тонким слоем.
– Я приберусь.
Спорить с отцом было бессмысленно – он умел, не двинув даже пальцем, сделать жизнь сына невыносимой так, что Иво чуть ли не на стенку лез, настолько неуютно ему становилось.
Воду парень набрал в туалете в конце длинного коридора с пятнадцатью заколоченными дверьми. За шестнадцатой жили они. Привычно окунув тряпку в ведро, Иво принялся за дело.
