Его злит, что я вижу его растерянность и бессилие. Наверное, любую беду или неприятность он считает делом стыдным и интимным. Для него нет худшего кошмара, чем предстать перед Вивьен таким, не суметь выпутаться из этого абсурда.
– Ну, у меня-то своей нет, забыл? Вивьен мне ближе всех, и я позвоню ей, черт подери.
Голос у меня срывается.
– Пожалуйста, полицию, – говорю я в телефон и оборачиваюсь к мужу: – Зря я согласилась на переезд. Этот дом проклят. Живи мы в другом месте, этого бы не случилось.
– Что за бред?!
У Дэвида такой вид, будто ему влепили пощечину. Я оскорбила его любимый отчий дом.
– Неужели ты думала, что я брошу сына?
– Конечно, нет! Феликса мы взяли бы к себе.
Столь откровенно мы на эту тему еще не говорили.
– Прекрасно! И забрали бы его от мамы, которая после Лориной смерти заменила ему родную мать! Не верится, что ты могла такое предложить!
– Полицию, пожалуйста. Мне надо заявить о… Я и так уже прождала!
– Все пройдет, все образуется, – бормочет Дэвид себе под нос, садится на ступеньку лестницы и опускает голову на руки.
Как бы он ни старался держаться, изумление и обида его переполняют. Прежде он никогда не плакал на моих глазах. Должно быть, он уже сомневается в своей правоте. И я понимаю: он не простит меня за то, что я видела его смущение.
– Надо успокоить ребенка. Дэвид, послушай меня, пожалуйста. Ребенок напугался.
Беспомощный, растерянный детский плач пронзает мне сердце. Я из последних сил держусь на ногах.
Бедняжка Флоренс. Страшно подумать, как она, наверное, сейчас страдает. Мне нужно лишь одно – прижать ее к себе, почувствовать ее нежную щечку.
Из горла Дэвида вырывается стон:
– Что ты несешь! Послушай себя – «ребенок»! Это же наша дочь, наша Флоренс. Как тебе не стыдно такое устраивать? Положи телефон! Сама пойди и укачай ее.
Он злится не только на меня, но и на себя – за то, что простодушно поверил, будто сможет начать все заново. Поверил в счастливую жизнь со мной и Флоренс. Сейчас ему, наверное, стыдно и совестно за ту эйфорию, в которой он жил последние две недели. А мне грустно от того, что я понимаю его боль куда лучше, чем он может понять мою.
– Помогите, скорее, мне надо заявить… Да, конечно, извините.
Женский голос в трубке просит меня успокоиться. Я так рыдаю, что они не могут разобрать слов.
– … Заявить о похищении.
Расслышали со второго раза.
Горе троих человек эхом разнеслось по дому.
– Да, похитили мою новорожденную дочь Флоренс. Меня зовут Элис Фэнкорт.
