Я вскочил и снял часть, чтобы ей было удобнее класть ношу на стол. Она благодарно улыбнулась, я расплылся в ответной улыбке. А потом заметил, что глаза у Маши — красные и припухшие. Словно она всю ночь плакала. Я сдержал рвущийся вопрос и, положив фотографии на стол, сел обратно.
— Чаю?
— Да, с удовольствием, — ответил я рассеяно, занятый размышлениями о том, связаны ли остриженные волосы Маши с красными глазами и сипловатым голосом. Неужели Владимир, сукин сын, заставил её постричься? Но чем ему не угодила её коса? Хотя можно не удивляться — он, судя по тому, что я видел, вообще Машу в грош не ставит.
— Сегодня Володенька был в утренней передаче на Первом, — сказала Маша через плечо, занятая чаем. — Видели?
— Нет, — сказал я и, увидев, что Маша тянется разбирать фотографии, добавил. — Не стоит торопиться. Только что звонил мой редактор — интервью выйдет в следующем номере.
— Как? — Маша подняла на меня странно заблестевшие глаза. — Как это — в следующем?
— Понимаете, — начал я, — не все начинающие музыканты такие талантливые, как Владимир. Многим помогают деньги…
Маша кинула быстрый взгляд на свой гипс и спросила:
— А можно что-нибудь сделать, чтобы интервью вышло всё-таки в этом номере? Володенька очень хотел…
— Я очень хочу вам помочь, но — правда! — я ничего не могу сделать. Это совершенно от меня не зависит.
— Понимаю, — Маша поджала губы. — Тогда, может быть, вы знаете, сколько стоила публикация тому, кого взяли на место Володи?
Я хотел сказать, что не знаю, но этой женщине я не мог соврать. Поэтому сказал правду.
Услышав цену, Маша охнула и с минуту сидела, ломая пальцы. Я пытался ей объяснить, что ничего страшного не произошло, что месяц — это сущий пустяк, что так даже лучше, потому что слишком много информационного шума про человека это плохо. Но она меня не слушала. Смотрела в окно, и думала о чём-то своём.
— Ну что ж, — сказала она наконец, — деньги есть деньги. Тут уж ничего не попишешь. Вы, Егор, выбирайте пока фотографии — не зря ведь ехали. А я пока обедом займусь.
Я кинул и, хоть на душе было погано, принялся сортировать фотографии: что совсем не подходит, что подходит, что нужно обдумать. Время от времени я украдкой поглядывал на Машу, хлопотавшую у плиты. Она двигалась мягко, плавно, словно плыла. В один момент я залюбовался так, что едва не попался. Она резко повернулась, и я чуть успел сделать вид, что смотрю не просто так:
— Можно ещё чаю?
Маша прищурилась, улыбнулась — видно, всё-таки поняла что-то — и налила мне ещё чая.
