Ахагаден покачал головой.
— Может, все же подождешь до утра? Подумаешь?
— Поднимешь или не поднимешь?
— Подниму, ваше высочество, — сказал комендант.
Взяв документ со стола, он повернулся кругом и вышел.
Отдав все необходимые распоряжения, он до конца дня ждал гонца с распоряжением, отменяющим казнь. Не дождавшись, ближе к вечеру он снова побежал к крепости, куда пробрался, словно вор.
Горожанин всегда все знает. У тех, кто вытаскивал из воды остатки такелажа «Трупа», имелись уши. У доставившего письмо Раладана десятника кроме ушей имелись еще и глаза, так же как и у писавшего приказ урядника. У всех этих людей были семьи, друзья и знакомые… К вечеру весь город знал о том, что произойдет на главной площади; единственным человеком в Ахелии, который ничего об этом не слышал, была княжна Риола Ридарета.
Риола — поскольку проклятое (а по сути, обладающее силой формулы) имя почти никто не мог безнаказанно произнести, и его для безопасности сократили. Почти все знали, как оно произносится полностью, но среди суеверных островитян редко находился герой, готовый на собственной шкуре проверить истинность мрачной легенды. Впрочем, все подобные попытки неизменно заканчивались приступом удушья, а порой и тяжелым обмороком; человек со слабым сердцем мог попросту испустить дух. В то же время произнести имя «Риолата» безо всякого вреда для себя мог любой, кто знал, что это имя Королевы Рубинов, — подобное знание нейтрализовало силу формулы. Вот только правду о Предмете, силу которого носила в себе прекрасная Риди, знали всего несколько, может быть, полтора десятка человек во всем Шерере…
Однако бежавшая в сторону рынка, а затем отчаянно протискивавшаяся сквозь толпу Ридарета забыла в тот вечер, что она наполовину человек, а наполовину Брошенный Предмет. Это была просто перепуганная девушка, изо всех сил пытавшаяся предотвратить неизбежное.
Уже стемнело, и вокруг горели бесчисленные факелы. Никто не мог за один день поставить на площади сотню виселиц. Впрочем, день, неделя или месяц — в любом случае они все просто бы там не поместились. За сомкнутым кордоном солдат — здесь присутствовала почти половина регулярного войска Агар, полтысячи солдат в полном снаряжении, — поднимался лес столбов или скорее балок, к которым привязали моряков; их собирались задушить на гаррийский манер, с помощью скрученных сзади веревок, охватывавших вместе кол и шею. Полтора десятка тяжелораненых были без сознания и безжизненно свисали со своих балок. Всех обнажили до пояса, и у многих на груди или на боку виднелись полученные минувшей ночью раны. Кровь, однако, не вызывала жалости, напротив, напоминала всем о том, в каком сражении она была пролита. Людей этих ранили солдаты в синих мундирах с красным кругом на груди, солдаты, защищавшие население от обезумевшей кровожадной толпы. Говорили, будто ядра из орудий «Гнилого трупа» превратили в пепелище весь порт; те, кто был в порту, клялись, что все именно так и есть. В самом городе якобы погибло пятьдесят жителей, в том числе женщины и дети, которых пираты раздирали на части, схватив за руки или за ноги. Сгорело немало домов — в южной, северной, восточной или западной части города — в зависимости от того, где именно делились новостью: пепелище всегда оказывалось в другом месте, но все ведь видели ночью зарево. Народ превозносил справедливость и строгость князя, который решил не церемониться с негодяями.
