Девушка собрала платья и вышла, с трудом сдерживая волнение. Княгиня Алида была для своих слуг самой прекрасной госпожой на свете, и никто ее не оплакивал более искренне, чем они.
За окнами сгущались сумерки, в комнате тоже стемнело. Ридарета еще немного посидела, потом встала, опираясь рукой о стол… и едва не упала, когда рука встретила пустоту. Ну что ж… она успела привыкнуть. Столько лет! У нее было прекрасное зрение, и одним глазом она видела столь же отчетливо, как когда-то двумя. Однако для оценки расстояния одного глаза не хватало. Ей пришлось учиться тому, что принадлежит к числу простейших человеческих навыков, — и она научилась. Но до сих пор иногда, особенно в предательском свете закатных или рассветных сумерек, спотыкалась обо что-нибудь или хваталась рукой за воздух.
Встряхнув доходившими до ягодиц волосами, красавица в бархатном зеленом платье направилась в свои комнаты, по пути подозвав кивком одну из домашних невольниц, которая не успела достаточно быстро спрятаться.
— Расшнуруй меня, — велела она, когда они добрались до места.
Девушка потянулась к шнуровке платья.
— Спасибо, — сказала княжна. — Платье можешь оставить себе. Все равно оно для меня уже слишком тесное.
Невольница, испуганная вежливостью и милостью Тюленихи, убежала так быстро, как только могла.
Было уже почти совсем темно. Слепая Риди копалась в сундуке у стены, почти на ощупь находя нужные предметы одежды. Загремели побрякушки в большой деревянной шкатулке, небрежно брошенной на разворошенную постель. Она расстегнула изящное ожерелье, взамен вытащив из шкатулки простые, но зато намного более тяжелые бусы. Какое-то время спустя, выходя из дворца, она уже ничем не напоминала разодетую капризницу, снующую по роскошным комнатам. На ней были матросские портки, темная рубашка и кожаные сапоги с высокими голенищами, на голове повязан платок, мерцавший драгоценными нитями. Крутя задом, над которым покачивался конец выступающей из-под платка косы толщиной в руку, сопровождаемая алчными взглядами стражников перед воротами — ибо на ее зад можно было таращиться бесконечно, — она зашагала прямо по улице, ведущей к центру города, где договорилась о встрече со своими матросами в одной из таверн.
Несмотря на довольно позднее время, на неплохо освещенных улицах Ахелии все еще было достаточно оживленно. Княжну, которую узнавали все, сопровождали любопытные, но вместе с тем настороженные взгляды. Она могла остановиться и отсыпать кому-нибудь серебра, спросить о здоровье, помочь с проблемами — но с тем же успехом была способна дать в морду или вызвать городскую стражу и обвинить несчастного, которого видела впервые, в краже или покушении на жизнь.
