Жена явно "заводила" сама себя, но Шенкурцев по-прежнему молчал.
– Что же ты молчишь? – сказала Наташа почему-то шепотом и вдруг всхлипнула. – Ну, что ты наделал, Паша? Подумай, в конце концов, о нашей дочери, если обо мне не думаешь!
Объяснить ей что-либо он не мог. Оправдываться не хотел. Молчать дальше не имел права. Поэтому сдавленно сказал в трубку:
– Наташа, я перезвоню вам позже… Все будет хорошо.
– Когда? – с надеждой спросила жена, непонятно что имея в виду – то ли когда он позвонит, то ли когда все будет хорошо.
Шенкурцев хотел сказать ей "прощай", но получилось легкомысленно-небрежное "пока", и он с досадой хлопнул трубкой по рычагу аппарата. Только теперь он увидел в зеркале, как из его прокушенной нижней губы на неестественно белый подбородок упала капля крови…
Спустя полчаса Шенкурцев флегматично изучал вчерашнюю газету. Давно уже он этого не делал и сейчас с вялым интересом стал просматривать заметки. Орган печати был выполнен в исключительно пессимистическом ключе. Обозреватели хором предвещали развал в экономике, кризис в политике, новые вооруженные конфликты и столкновения, рост безработицы и гиперинфляцию. Пробегая глазами эти зловещие прогнозы, Шенкурцев испытывал некое злорадное чувство. Лично ему теперь подобные проблемы были нипочем. Голод, бедствия, разруха, войны имеют значение лишь для живых, думал он. А мы будем сочувствовать им. С того света. Не зря говаривал какой-то там Людовик: после меня – хоть потоп!..
На последней странице, в разделе так называемых "сенсаций для домохозяек", в глаза бросался заголовок: "ЕСТЬ ЛИ ЗАГРОБНАЯ ЖИЗНЬ?", а чуть пониже было напечатано: "Новый взгляд ученых на проблему".
– Вот это мы и проверим, – пробормотал Шенкурцев, откладывая газету в сторону. – Так сказать, экспериментальным путем…
И тут телефон вновь дал о себе знать длинным звонком.
– Опять "межгород"! Помереть спокойно не дадут! – проворчал Шенкурцев и осекся на полуслове.
Звонок не прекращался, так что телефон – обычный, между прочим, телефон, без этих новомодных штучек-дрючек вроде автодозвона и определителя номера – звенел непрерывно, как будильник, чего быть никак не могло. Уже хотя бы поэтому стоило снять трубку.
– Слушаю вас, – сказал Шенкурцев нарочито грубым голосом.
Но в трубке молчали. Молчали – не то слово. Стояла в трубке мертвая тишина, не прерываемая даже ни писком помех, ни треском, ни далекими голосами "вклинившихся" абонентов – словом, всеми теми характерными признаками отечественной телефонной связи.
