— Но только больше, Павлов, я, как пожарная команда, к вам не прибегу. Прощайте. За квартиру вашу тоже ручаться не буду. Всякие дела у нас на участке случаются… — многозначительно поднял он брови и поспешил вниз по лестнице.
Артем вздохнул. Ему порядком надоели эти недосказанности, хотя и без них ситуация неуклонно накалялась. Возможно, подселение супругов Губкиных было простой ошибкой судебных приставов. Тогда ее можно быстро и безболезненно, если не считать нервы и чувства самих Губкиных, разрешить утром. А если это не ошибка? А что тогда? Артем задумался. Выселение Коробкова, отключение коммуникаций и, наконец, просто физическое заселение чужих людей в квартиру отца… события выстраивались в ясную роковую череду.
«Что это? Квартирное рейдерство? Жилищный коллапс?»
Артем зашел в кабинет. На самом краешке его диванчика примостились Николай и Лида, и смотрели они на хозяина этого диванчика испуганно и даже затравленно.
«У них, похоже, вообще мебели нет… — отметил Артем. — Или у родителей держат».
— Все. Пока вас никто не тронет. Можете ложиться спать. И, кстати, Николай, дайте-ка мне ваши бумаги. Странный у вас какой-то договор. Я все равно не усну, пока не разрешу эту загадку. Посижу, помозгую… — Павлов зевнул.
— Только… господин Павлов… есть проблема, — Николай замялся и переглянулся с женой.
— Мы вас узнали. Это ведь вас все время по телевизору показывают? — подтвердила она.
Артем удивленно поднял брови.
— Ну и что? В чем проблема? — Он не понимал, к чему клонит эта парочка.
Николай обреченно опустил плечи.
— У нас нет таких денег, чтобы заплатить за вашу работу, — почти прошептал Губкин.
Артем на мгновение опешил, а затем, сокрушенно покачивая головой, рассмеялся. Эти многократно кем только не ограбленные люди, невзирая ни на что, пытались оставаться прямыми и честными.
— Будем считать, что у меня Ленинский субботник.
Третья турка кофе «по-арбатски» и темная зимняя ночь постепенно подходили к концу, когда Артем Павлов, наконец, уловил смысл комбинации, проделанной с семьей Николая Губкина. Ловкие ребята организовали трест, точнее, «товарищество на вере», собирая с будущих владельцев квартир деньги из расчета полтысячи долларов за квадратный метр. Николай, в частности, сдал пятьдесят тысяч, рассчитывая на квартиру площадью под сто метров. Однако поперек его планов встали еще три таких же инвестора, внесшие такие же суммы за такие же метры. И не было бы никакого спора, если бы организаторы построили три одинаковые квартиры. Но они строили только одну. Одну — на троих. А потому лишь один из пайщиков имел шанс заполучить жилплощадь в построенном доме. И этим счастливчиком оказался отнюдь не Николай Губкин.
